Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже

Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави родился в городке ат-Тахта верхнеегипетской провинции Сохаг 15 октября 1801 г., то есть в год, и даже в день, бесславного завершения военной экспедиции Наполеона Бонапарта в Египет. Вокруг этой экспедиции, от которой отсчитывается начало нового периода в истории Египта, в самом Египте до сих пор не утихают споры, особенно обострившиеся в 1997 г., когда Франция выступила с инициативой отметить в 1998 г. «фестивалем» 200-летие экспедиции Бонапарта и возобновления культурных отношений между двумя странами. Развернувшаяся в египетской прессе полемика выявила два подхода к этому вопросу со стороны участвовавших в ней представителей научной и творческой интеллигенции: одни — меньшинство — признавали культуртрегерскую роль экспедиции Наполеона Бонапарта, ссылаясь на присутствие в экспедиционном корпусе ученых-востоковедов, составивших 10-томное «Описание Египта», а также на то, что французы привезли с собой типографский станок, нашли розеттский камень, позволивший впоследствии Шампольону разгадать загадку иероглифической письменности и т. п. Некоторые даже высказывали мнение, что культурный аспект экспедиции намного значительнее ее военного аспекта, особенно с учетом огромной роли французов в Египте при Мухаммаде ‘Али. Другие — подавляющее большинство — высказывались против того, чтобы считать трехлетнее пребывание французской армии в Египте началом франко-египетского культурного сотрудничества, подчеркивая, что «Описание Египта» и открытие Шампольона обошлись египетскому народу слишком дорого (два антифранцузских восстания в Каире, жестоко подавленных оккупантами, целые кварталы города, обращенные в пепел, тысячи жертв среди мирного населения). Говорилось о том, что французская экспедиция не имела ничего общего с лозунгами Великой Французской революции и преследовала цели колониальной экспансии, о том, что привезенный с собой типографский станок с арабскими литерами французы, уходя из Египта, увезли обратно вместе с множеством сделанных ими историко-археологических находок и арабских рукописей (более 300), часть которых была попросту украдена. Все эти ценности предназначались не для просвещения египтян, а для пополнения знаний самих французов, для развития французской науки, достижения которой лишь много позже становились известны египтянам. Никаких следов своего пребывания в Египте французская армия в египетской культуре не оставила. И лозунги Французской революции, и идеи Просвещения, и сведения о научных открытиях французских ученых проникали в Египет другими путями, их не принесли французские солдаты на своих штыках.

Французская экспедиция на самом деле предпринималась не для освобождения Египта из-под власти «угнетателей-мамлюков», как заявлял в своих обращениях к египтянам Наполеон Бонапарт, а в целях захвата и превращения Египта в плацдарм для скорейшего разгрома Англии, главного соперника Франции в сохранении ее торговли к востоку от Средиземноморья, о чем Бонапарт писал в 1797 г. в письме к правительству Директории. Египтяне, не только мамлюки, но и население Каира действительно оказывали вооруженное сопротивление французам, а после их ухода жестоко преследовали тех, кто с ними сотрудничал. И все же египетские тексты периода французской оккупации свидетельствуют о том, что, хотя французские солдаты не принесли на своих штыках идеи Великой Французской революции, грохот французских пушек все же разбудил египтян, изменил их самоощущение — наиболее образованная и мыслящая часть общества остро почувствовала превосходство завоевателей не только в военной, но и в культурной сфере, и это породило двойственное отношение к ним, и к европейцам вообще. Притягательность европейской культуры и колониальная политика европейских держав сформировали в арабском сознании противоречивый образ Европы как двуликого Януса, сохранившийся в силу последующего развертывания исторических событий до наших дней.