Она опять поглядела на Эдди и на стрелка, в ее черных глазах читались смущение, тревога и замешательство.
— Где я? — спросила он. — Кто меня сюда вывез? Как я здесь оказалась? И почему я одета, если уж на то пошло: ведь я была дома, в халате, смотрела новости. Кто я? Где я? И кто вы?
Она спросила:
И главное — когда.
Она задала его до.
До того, как спросить, кто они, она спросила: «Кто я?»
Эдди растерянно перевел взгляд с молодого/старого лица негритянки в инвалидной каталке на Роланда.
— Как это так — она не знает?
— Затрудняюсь сказать. Наверное, она в шоке.
— Из-за шока она не помнит, как вышла из дома в «Мейси»? Ты же сам говоришь, что последнее, что она помнит, это — как сидела в халате и слушала какого-нибудь надутого пижона, как он вещал с экрана, что этого шиза нашли, в «Ключах Флориды», а левая кисть Кристы Мак-Олифф стояла у него на каминной полке рядом с чучелом призового мерлана?
Роланд не проронил ни слова.
Совершенно обалдевая, Госпожа спросила:
— А кто эта Криста Мак-Олифф? Она — из пропавших без вести Всадников Свободы.
Теперь пришел черед Эдди озадаченно умолкнуть. Всадники Свободы? Кто такие?
Стрелок посмотрел на него, и Эдди без труда прочитал у него в глазах:
Кстати, о шоке: его еще раз неслабо шибануло, когда она прошла через дверь. Он стоял на коленях над безвольным телом Роланда, держа нож у самого горла, открытого для удара… но, говоря по правде, он не смог бы пустить нож в дело — во всяком случае, не сейчас. Он, словно загипнотизированный, смотрел на дверь. когда проход между рядами прилавком рванулся наплывом на него, ему опять вспомнился фильм «Сияние», та сцена, где мальчик едет на трехколесном велосипеде по коридору отеля с привидениями. А в конце коридора мальчик видит двух мертвых девчушек-близняшек. Но здесь вместо призраков была прозаичная белая дверь. На ней — большими четкими буквами: ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БОЛЕЕ ДВУХ ПРЕДМЕТОВ ОДЕЖДЫ ОДНОВРЕМЕННО. Точно, универмаг «Мейси». сомнений быть не может.
Черная рука распахнула дверь, а сзади вопил мужской голос (голос легавого, уж будьте уверены, Эдди-то их наслушался), приказывая остановиться немедленно, все равно там нет выхода, ей же самой потом будет хуже, а потом Эдди мельком увидел в зеркале отражение чернокожей женщины и подумал еще: Боже правый, сейчас он ее зацапает, а ей это явно не улыбается.
Но тут изображение крутанулось, и Эдди увидел себя. Картинка стремительно надвигалась на наблюдателя, и он хотел уже вскинуть руку с ножом, чтобы прикрыть глаза, потому что так вот сразу и вдруг смотреть через две пары глаз было ему не по силам — так и с ума съехать недолго, — но он не успел: все это произошло слишком быстро.
Инвалидная коляска проехала через дверь. Она прошла еле-еле: Эдди услышал, как скрипнули о косяк ее боковые крепления. И почти тут же услышал еще один звук, как будто что-то оборвалось, Эдди вспомнилось одно слово, (плацента) то есть не то чтобы вспомнилось: он знал, что есть какое— то слово, но само слово не знал. А потом женщина покатилась к нему по плотно слежавшемуся песку, и она больше не выглядела разъяренной, как фурия — если уж на то пошло, она вообще не походила на женщину, которую Эдди мельком видел в зеркале, — но он решил, что в этом нет ничего удивительного: когда ты на одном дыхании вылетаешь из примерочной «Мейси» на морской берег в каком-то богом забытом мире, где омары величиною с карликовую колли, ты себя чувствуешь несколько ошарашено. Уж насчет этого Эдди Дин мог утверждать как знаток, познавшие сие на своем горьком опыте.
Прежде чем остановиться, она проехала еще фута четыре, и то — из-за куч песка и подъема. Руки ее не толкали колеса (если завтра вы, леди, проснетесь с болью в плечах, вините в том сэра Роланда, — угрюмо подумал Эдди), а лежали на подлокотниках кресла. Вцепившись в них что есть силы, она смотрела на двух мужчин.