Изыде конь рыжь...

Самое неприятное тут – Нурназаров, кажется, знал, нащупал способ расколоть Рыжего, как мелкий орех. Три дня ареста он работал по двадцать часов, хотел знать все. Оказалось, не сообразил главного: как иметь дело со скользкой тварью мирно. Если бы разрешили немирно! Но распоряжений не было. И ведь никаких особых мер и недозволенного на Очаковской рукоприкладства не нужно, не поможет. Вот меры вполне разрешенные, процедурой допускаемые – при несговорчивости подследственного одиночное заключение в условиях пониженного удобства, – сработали бы; Рустам с утра докладывал Евгению Илларионовичу, что по душу Рыжего и карцера хватит... и ответа не получил.

А Евгений Илларионович прошелся кругом, заглянул в протокол искоса, оценил диспозицию...

- Значит, убили вы, голубчик, своего благодетеля и кормильца, уготовили себе место в Коците, а рассказывать об этом черном деле не хотите. От стыда, конечно же. Понимаю... Что ж. Переночуйте у нас, а потом мы как-нибудь поговорим.

- Вообще-то, – и голос у Рыжего стал другим, очень спокойным, – Ваше Высокопревосходительство, мы можем поговорить и сейчас. О сути ваших сегодняшних... треволнений.

- Нет, Владимир Антонович, не стану я сейчас с вами разговаривать. Я не сомневаюсь, что вы – человек здравый и понимали, что из здания можете и не выйти. Так что у вас для меня наверняка не менее трех «легенд» слоями заготовлено, одна интересней другой. А у меня, уж простите, по сегодняшнему концерту разбираться с ними сил нет и времени. И убеждать вас говорить правду я не буду. Вы себя лучше моего убедите.

Сам на кнопку вызова конвоя нажал, дождался, распорядился:

- В сто первую.

- Евгений Илларионович, – чавкнул челюстью амбал-унтер, – там... непорядок и света нет.

- Вот и замечательно, – Парфенов покивал.

Нурназарову стало как-то не по себе. То ли шесть стаканов жидкого чая вдруг запросились наружу, то ли недолеченная простуда заскребла в горле.

- Евгений Илларионович, – смелый какой унтер, – а если он что сделает?

- А вы ему руки зафиксируйте, – улыбается Парфенов. – Только уж прошу вас, аккуратно, чтобы не натирало и все такое прочее.

- У вас ведь в кабинете обычно стенографист сидит, – сказал, вставая, Рыжий.

- Да, Владимир Антонович, а что?

- А нельзя ли его в коридоре на ночь разместить?

- Господи, зачем?

- Узнает много нового.

***

Человек, стоявший у края дорожки, был одет тепло и удобно. Самодельная маска, впрочем, сшитая очень аккуратно, была сдвинута под воротник. Один из математиков, старший там. Штолле, он же посредник Рыжего, Зайцев его за счетовода принял...

- Доброе утро. Если это возможно, господин подполковник, я бы хотел поехать с вами в город. Я неплохой связист и шифровальщик, и я делал ваши коммуникационные системы.

- Зачем?

- Видите ли, господин директор, наш директор, перед отъездом оставил мне свои наброски по одной научной проблеме, весьма интересные. Но, как всегда с ним бывает, с пробелами в самых важных местах. Если я не найду его сейчас, мы вряд ли в обозримое время обсудим этот вопрос.

- Почему?

- Я слышал о людях, успешно вызывавших дух Наполеона... но, по-моему, мало-мальски приличные математики не являлись ни к кому.

«Что за бред, Господи!» – мысленно застонал Ульянов. Он уже был не здесь – на темной ночной дороге к городу, в командирской машине, на своем месте, а тут – духи математиков, научные проблемы!.. и правда ведь: самые толковые из штатских – это все равно черт знает что. Вспомнилось из детства, из Куприна: «Терпеть я штатских не могу, и называю их шпаками, и даже бабушка моя их бьет по морде башмаками!»

Дошло – секундами позже, слава Богу, он молчал эти секунды, таращась на ученого, как бульдог на левиафана. Этот Штолле делал систему связи. Уже хорошо, потому что проверка проверкой... и что там эта сволочь Рыжий себе позволяет выдумывать? Договорились же!

- При чем тут Наполеон? – спросил он, уже отчасти понимая, при чем.

- При том, что он мертв, – спокойно ответил математик. – И в этом нет никаких сомнений.

На случай гибели доктора Рыжего до входа в город частей регулярной армии у подполковника Ульянова было достаточно других контактов – целый чертов Комитет, с которым еще предстояло познакомиться лично, найти общий язык, разделить сферы влияния. Рабочие, левые и прочие народные лидеры – а, впрочем, не военному, затеявшему захват города, воротить нос от всего-то экстремистов, террористов, бомбистов, социалистов, пропагандистов, пацифистов... и прочих артистов-баянистов.

Так что можно было бы и порадоваться. Ульянов посмотрел через плечо – направо и вверх, на длинный одноэтажный дом с горящими окнами. Белый дым подпирал столбами черное небо.

- Идите к штабс-капитану Зайцеву. Скажите – я приказал.

***