Изыди (СИ)

Однажды я его опозорил. Я отпросился в туалет, но не смог открыть дверь - ручка располагалась слишком высоко, чтобы я мог до неё дотянуться. Мне ничего не оставалось, как позвать на помощь брата. И я отправился прямиком в класс, где он учился, и, открыв дверь, прямо при всех сказал:

- Виталя, открой дверь в туалет, а то я до ручки не достаю.

Класс дружно грохнулся от смеха, а брат покраснел. Учительница улыбнулась и вышла со мной, чтобы открыть мне дверь. Наверное, она пожалела Виталика, не выставив его перед одноклассниками "нянькой".

А на перемене Виталий мне выговаривал:

- Ты зачем меня опозорил? - И замахнулся: - Ка-а-к дал бы...

Но не дал, потому ему самому было приятно выглядеть в глазах окружающих защитником младшего брата, чувствовать себя сильным.

И всё же я его плохо знал. Так - редкие воспоминания.

Во дворе бабкиного дома стоял неизвестно кем сделанный турник, на котором Виталий заставлял меня крутить "колесо". Я никак не мог допрыгнуть до перекладины, и брат поднимал меня и говорил:

- Хватайся обеими руками. Это что за обезьяний хват?! А ну, хватай, как положено. А теперь подтягивайся. Крути "колесо".

Так продолжалось всё лето. Каждое утро брат приобщал меня к физкультуре.

- Так, иди сюда! Сейчас будем заниматься физкультурой. Крути "колесо".

И я крутил, извиваясь, как ящерица, не смея и пикнуть. Только благодаря брату я стал заниматься боксом и до сих пор делаю зарядку по утрам. Иначе мои мышцы дряхлеют. А "колесо" я больше не кручу.

Я помню, как умирала бабка. Тогда я ещё не знал, что такое агония. "Что-то мне плохо, внучочки ,- полежу немного", - сказала она и легла на свою кровать возле печки с изразцами. Обычно со своего ложа она по вечерам читала нам Библию, а мы сидели на полу и слушали про какого-то Ирода и отрубленную голову.

Мы с Виталькой стояли возле неё и видели, как она умирала. Бабка повернулась к нам и протянула руку. Я смотрел на неё и думал, что сейчас она скажет: "Ах вы, пройды такие!" ― и встанет. "Почему она так долго дёргает головой? Почему так на нас смотрит?" - недоумевал я. Виталий подошёл к ней поближе, а я остался на месте. Я решил, что она хочет обнять нас, но не смог сдвинуться с места.

Виталий взял её за руку, но бабка никак не отреагировала. Странно было видеть её такой: дёргающей головой и всем телом, смотрящей мутными глазами мимо Виталия, с протянутой рукой. Ещё через несколько минут бабка дёрнулась последний раз, вытянулась и затихла. Я немного постоял, ожидая, что, может быть, она всё-таки обнимет брата. Но бабка оставалась неподвижной. Всё было кончено.

Мы не знали, что делать дальше. Я каким-то чувством понял, что бабка не заснула.

Виталий подошёл ко мне.

- Беги домой, вы ближе живёте, скажи тётке Лидке, что бабка умерла, - он отдал мне приказ отрывисто, каким-то чужим голосом и цвыркнул сквозь зубы. Брат хотел казаться взрослым. Особенно передо мной.

Тётка Лидка - это моя мать. Я побежал домой через кукурузное поле, чтобы быстрее донести до неё печальную весть и сообщить, что Виталька в доме остался один с умершей бабкой. Я очень тогда за него испугался.

А потом были похороны, и я услышал, как наши матери стали обсуждать продажу дома. Они спорили, а мне было невдомёк, почему. Разве так сложно поделить его пополам? Когда я сказал об этом Витальке, он посоветовал мне не вмешиваться во взрослые дела. После поминок я побывал в доме только один раз. Что-то тянуло меня туда. Наверное, захотел с Ним попрощаться.

Улучив момент, когда брат с матерью гостили у нас в бараке, я упросил Виталия тайком сбегать на хутор.

В доме нас встретил какой-то чужой запах, испугавший меня так, что показалось, будто мы пришли не туда. В старом шкафу я нашёл бутылку шампанского, завёрнутую, как новогодняя игрушка, в прозрачную бумагу. Брат развернул обёртку, открыл бутылку и, немного отпив из неё, протянул мне попробовать. В отличие от Витальки, мне хватило и одного глотка. Кислый, с горчинкой, вкус вина ожидаемого облегчения обонянию не принёс. Не зная, что дальше делать с шампанским, мы стали дурачиться и бегать по комнате, разбрызгивая содержимое бутылки во все стороны. Вскоре чужой запах смешался с запахом кислятины, и комнату наполнила вонь, схожая с той, что стояла в уборной в конце двора. Разлив напиток по полу, мы ушли, не сказав никому ни слова. Я простился с домом, оставив в памяти этот новый запах, который никак не вписывался в мою мечту.