Just got broken (СИ)

Её выписали через неделю с небольшим под ответственность родителей.

Если честно, сначала она была безумно рада.

Но потом реальность недружелюбно поприветствовала её у выхода из больницы.

Адриан спросил ее тогда, хочет ли она отдохнуть или готова прогуляться и узнать, что произошло.

На что она ответила:

— Два месяца отдыхала. Идем, я всё равно рано или поздно узнаю. Лучше сразу.

И он рассказал ей.

Рассказал то, от чего ей пришлось отходить не один день.

Лежать на постели, поджав к груди ноги и крепко обнимая подушку.

Чувствуя успокаивающее тепло Адриана на своей спине.

После того, как Маринетт совершила непростительное действие с таблетками, — да, Агрест по-прежнему иногда на неё злится — случилось то, чего не ожидал никто.

Линия жизни Маринетт была почти на грани.

Молли, Сабин и Адриан обнаружили её буквально через пару минут и тут же поехали в больницу на промытие желудка.

Они чуть не опоздали.

Счет был на секунды.

Пульс девушки почти отсутствовал, она не реагировала.

— У тебя сердце не билось, — сказал ей однажды Адриан.

И от этого «не билось» ей хотелось кричать.

Кричать на себя. Обвинять.

Колотить.

Что позволила себе так сделать.

Поступить так. С ним.

Однако всё было сделано, и пути назад не было.

И в последние секунды перед тем, как девушка впала в кому, у неё отказали все системы жизнеобеспечения.

Короткая клиническая смерть.

Смерть, которая оказалась как нельзя на руку.

Потому что линия жизни, связывающая Эрис и Маринетт, была обрезана.

И ЛжеБаг умерла.

В то же мгновение из горстки сиреневого пепла вылезла измотанная до ужаса и истерзанная Тикки.

Она осталась жива, хотя тоже была на грани.

Молли ее выходила.

Память Плагга вырвалась из петли времени, и все упущенные события нескольких недель были ему возращены.

С одной стороны — новости были отличные.

И Маринетт даже облегченно выдохнула, когда Агрест ей об этом сказал.

Но она не знала, что плохие новости он заготовил напоследок.

Мысль о том, что смерть Хлои была реальностью, а не сном, была невыносима.

Ни дать, ни взять — лишала воздуха.

Выбивала из колеи, заставляла внутренние органы сжиматься до размеров спичечного коробка.

Сначала она всё равно не могла поверить.

Но осознание реальности обрушилось на неё цунами, когда Адриан привел Маринетт на могилу Буржуа.

И тогда эмоции скрывать было просто бесполезно.

Было больно. Чертовски.

Маринетт не могла понять, почему смерть самой несносной девчонки во всем мире стала для неё такой важной.

Быть может, потому что она была не она.

Или потому что Хлоя спасла жизнь человеку, без которого она не видит смысл жизни.

Или от того, что раскрыла секрет смерти олицетворения тьмы.

Отдав за эту тайну собственную жизнь.

Наверное, всё сразу.

Хлоя Буржуа осталась на памяти всех знакомых и друзей героем.

И никто не говорил ни слова против.

Потому что это даже не поддавалось обсуждению.

Мэр Буржуа был подавлен, сломлен.

Единственная дочь, луч света в его жизни — большая часть его самого.

Мертва.

Адриан сказал Маринетт, что в день похорон Хлои никто никогда не видел его таким.

И вместо того, чтобы замкнуться в себе, он начал активную отстройку разрушенных районов Парижа после терактов.

Полностью утонул в работе. Чтобы не думать.

Чтобы не сойти с ума от горя.

Он создал фонд «Памяти падших героев» для семей, пострадавших во время теракта. Для семей, что лишились дорогих им людей.

Из собственного бюджета. Потому что ему он был уже не нужен.

Зачем столько нулей на лицевом счете, если всю жизнь они шли ради счастья родной дочери?

Пожалуй, на этом эту невероятно дрянную осень в жизни девушки можно было закончить.

Но всё же была последняя новость.

И ее Маринетт по-прежнему с недоверием прокручивала в своей голове.

Девушка снова громко выдохнула, выпустив из легких белое теплое облако в холодный осенний воздух.

В конце аллеи виднелся силуэт с опущенной вниз головой и запущенными в карманы руками.

Маринетт ускорила шаг, опустив букет бутонами вниз.

— Тикки, милая, — негромко сказала она, обращаясь к квами. — Я тебе оставила угощение внутри. Печенье с утра приготовила, оно ещё теплое. Ты посидишь там тихонько, хорошо? Этот день слишком тяжело ему дается.

Тикки понимающе кивнула, забираясь внутрь и захлопывая за собой маленький замочек.

Маринетт сглотнула, обхватив себя руками, чтобы было теплее.

Рука девушки осторожно опустилась на плечо блондина, и тот медленно поднял голову.

— Готов? — прошептала она, взволнованно закусив губу.

Адриан кивнул скорее чисто механически, чем по доброй воле.

Девушка молча взяла его под руку и повела его за собой знакомой дорогой.

Дюпэн-Чэн знала, что это был уже третий раз, когда с лица Адриана не могла сойти тень горькой печали.

И только в этот раз она была рядом с ним.

Она не могла смотреть на него в таком состоянии.

Было непереносимо больно.

Но она понимала, что там он сможет выпустить эмоции, поэтому молча вела его знакомой дороге к черте города.

Густой туман уже усеял узкие улочки на окраине Парижа, тропинки было почти не видно.

Но Маринетт знала, куда надо идти.