― Ты не могла подождать в доме? ― огрызнулся он.
― Наверное, могла бы, но просто…
― Просто ты решила, что можно подождать и здесь. Что ж, позволь мне прояснить тебе ситуацию, Иден. Тебе не стоит разыскивать меня. Более того, я не хочу, чтобы ты меня разыскивала. Так что иди своей дорогой и делай все, что тебе нужно. А я буду здесь, беспокоясь о своей больной матери, которая, кстати, сейчас сходит с ума, потому что я просто сорвался с места и уехал из Бронкса по причинам, которые не могу ей объяснить.
Мне казалось, что я задыхаюсь, наблюдая, как он решительно направляется обратно к дому. Его слова, его тон, все в этой ситуации воспринималось как режущие удары ножом по нутру. Десятки чувств выплескивались на поверхность, и ни с одним из них я не знала, как справиться.
― Ксандер! ― окликнула я, пошатываясь на песке в нескольких шагах позади него.
Он остановился и повернул голову, глядя на меня через плечо.
― Мне жаль, ― произнесла я, и мой голос был тихим и пристыженным.
― Еще бы, ― прорычал он. ― Из-за тебя может умереть тяжело больная женщина.
И после этих слов он снова направился к дому, оставив меня в тени. Слезы потекли вновь, и я рухнула на песок, размышляя, что, черт возьми, мне делать и как ― если это вообще возможно ― сохранить хоть какое-то подобие взаимоотношений с человеком, который так стремительно превратился из возлюбленного во врага.
***
ЛеРу наконец-то позвонил. Почти три дня спустя.
Уверена, вы можете себе представить, что это не вызвало восторга у Ксандера. Семьдесят два часа, предшествовавшие звонку, были чертовски тяжелыми. Ни одного взгляда в мою сторону, ни одного вздоха, ничего. Я чувствовала себя такой маленькой и несчастной, хотя на самом деле у меня не было никакого права так себя ощущать. Я сама сотворила это с собой, поэтому просто старалась не попадаться ему на глаза. Хотя это было не самой простой задачей, когда мы заключены в одном пространстве, пока, наконец, французик не решил, что готов пощадить нас и наконец-то приступить к шоу.
Ксандер снова куда-то ушел, когда на тумбочке зажужжал телефон. Я не боялась его, но было в нем что-то такое, вызывающее неприятное ощущение, от которого я не могла избавиться, и кажущиеся искренними любезности, которые ЛеРу говорил мне, тоже не способствовали ослаблению этого чувства. Его голос был подобен яду, капающему мне в ухо. Он немного поболтал, в то время как я ожидала инструктажа, как это обычно происходило с папой, но все, что француз дал мне, это имя (точнее имена) тех, кто якобы нанес ему обиду, адрес, по которому я могла найти их, и сообщение, которое нужно передать перед лишением жизни. Лично мне последний пункт показался бессмысленным, но я оставила это замечание при себе.
Дэнни Тао и его деловой партнер, Ким Нгуен, были первыми в моем бесконечном списке для ЛеРу. Они владели мясным рынком примерно в четырех часах езды к югу от города и, очевидно, заняли у Гаспара довольно много денег, которые, по всей видимости, еще предстояло вернуть. Сказать, что я была не в восторге от того, что меня ожидало, значило не сказать ничего. В животе образовался узел размером с Техас, который не могла развязать никакая ободряющая речь. Вечное молчание Ксандера тоже усложняло ситуацию, особенно в машине, где было тесно, отчего я еще острее чувствовала, что очень тоскую по нему.
Однако этот голод, эта потребность не были улицей с двусторонним движением. Ксандер не хотел иметь со мной ничего общего. Он мог не говорить этого вслух ― ему и не требовалось. Я просто знала это. Действия говорят громче слов, и его действия были громче, чем сигнал тревоги.
― Оставайся в машине, ― сказала я, сдавая задним ходом в узкий переулок между двумя старомодными зданиями из красного кирпича.
Ксандер усмехнулся рядом со мной и отстегнул ремень безопасности.
― Черта с два. Я иду с…
― Нет, не идешь.
Я тоже отстегнула ремень безопасности.
― Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Ты и так уже достаточно зол на меня. Мне не нужно, чтобы ты стал свидетелем того, что сейчас произойдет.
― Чего именно? ― огрызнулся он.
― Ничего, во что ты должен быть вовлечен. Просто оставайся здесь. Вернусь через несколько минут.
Раздраженный взгляд Ксандера казался осязаемым через то мизерное пространство, которое разделяло нас, и я бы сказала, что уязвлена, но это было не так. Я уже сбилась со счета, сколько раз с тех пор, как мы покинули Манхэттен, он смотрел на меня с откровенной ненавистью.
Не взглянув в его сторону и не произнеся ни слова, я выскочила из машины и свернула на тротуар в сторону рынка «Тао». Легкий холодок пробежал рикошетом по позвоночнику, вызвав неприятную дрожь, от которой по коже пошли мурашки, а оружие вдруг стало ощущаться как двадцатикилограммовые кирпичи, давящие на поясницу. С каждым шагом к рынку мое сердце билось все быстрее и быстрее, а на лбу выступили капельки пота, свидетельствующие о неуверенности, которая разъедала меня изнутри. Я не могла припомнить, чтобы когда-либо так нервничала перед миссией, но, с другой стороны, меня никогда не использовали в качестве пешки в руках врага.