– Иваныч, а тебе не похер? – вмешался Гвоздь. – Человек объявился, запиши в журнал, доложи по команде.
– Ты добровольно в рыжики пишешься? – Иваныч оставил реплику Гвоздя без внимания. – Ты в курсе насчёт рыжика?
– Разумеется! – верноподданнически кивнул Вадим. – В курсе. Добровольно. И да, можно сказать, что это моя инициатива.
Тут он покосился на Гвоздя, не переборщил ли с инициативой?
Гвоздь не заметил взгляд Вадима. Он исподлобья, пристально смотрел на Иваныча, как будто ожидал от него какого-то подвоха.
– Ну смотри, дело твоё.
Иваныч спросил у Вадима ФИО и занёс в журнал, написав в последнем столбце «Рыжик Герца».
Ну, слава богу. Кажется, всё решилось.
– Проходим, – скомандовал Иваныч и нажал кнопку на пульте перед собой.
Зажужжал электромеханический замок, Корсар толкнул внутреннюю дверь и вышел из коридора.
Вадим последовал за ним, а Гвоздь задержался в коридоре – отреагировал на реплику Иваныча:
– Мутный ты, Гвоздяра. И как это ты засрал мозги парню, что он добровольно в рыжики записался?
– Ты, Иваныч, не лезь в чужие дела. Службой занимайся. Кстати, у тебя там четыре дрезины скопились. Так что придётся тебе прогуляться в депо. Хе-хе…
Экскурсия по тюремным блокам Вадима не впечатлила.
Когда заходили, настроился на мрачную готику: каменные мешки, ошейники с шипами, жаровни, настенные факелы, невольники в цепях, тяжко влачащие чугунные шары, закованные в колодки провинившиеся, каты с плётками-шестихвостками и так далее.
Откуда, спрашивается, такие запросы?
Да так, по совокупности, отчасти из тех же сплетен, гулявших в городе, отчасти из исторической справки, почерпнутой в этих ваших интернетах.
Строить К-55 начали очень давно, в 60-х годах XX столетия. А до этого, если верить слухам, на месте будущего Ядерного Погреба СССР была дореволюционная каторжная тюрьма.
Увы, из того, что себе навыдумывал Вадим, здесь ничего не было.
Напротив, всё было цивильно, аккуратно, по-современному.
Широкий коридор с колоннами по средней линии, по обеим сторонам зарешеченные камеры. Почти так же, как в рабочем посёлке Шипка, только здесь решётки были не внутри камер, а снаружи.
Откидные койки, столики, шкафчики, пластик, аккуратные плафоны, тусклые, по местному обыкновению.
Здесь повсюду тусклые плафоны, очевидно, в целях экономии электроэнергии.
Пахло слабым раствором дезинфекта, хозяйственным мылом и сырым постельным бельём, стиранным в общей прачечной и плохо высушенным.
В некоторых камерах были люди.
Люди ели, спали, играли в карты, читали, общались, занимались какими-то делами, в общем, жили они тут, по факту, на виду у всех, как в ток-шоу, лишь кое-где решётки были занавешены одеялами.
На прохождение троицы с неофитом реагировали все без исключения, но по-разному.
Некоторые молча и пристально смотрели вслед, кто-то здоровался с Гвоздём и Корсаром, кто-то спрашивал, где они взяли такого «аппетитного малыша» и не поделятся ли с ближними.
Последнее, надо полагать, было этакой местной скабрезой, шуткой в тюремном формате. Ни Гвоздь, ни Корсар на шутку не реагировали, отвечали на приветствие и проходили мимо.
Интересно, а где у них женщины? Даже если предположить, что все эти люди – потомки рецидивистов и воспитаны по тюремным законам, их в любом случае рожала женщина, по-другому просто быть не может. Почему так воспитали, это уже другой вопрос. Женщины-зэчки? Надо при случае поинтересоваться, не было ли тут до Катастрофы женского блока…
Когда уже подходили к административному блоку, Вадим додумался насчёт несбывшихся ожиданий.
Это же Шестой Уровень!
На момент начала разработки К-55 ИТК Гранит располагалась на Поверхности, возможно, как раз на месте бывшей каторжной тюрьмы.
До Шестого докопались значительно позже, и тогда уже здесь оборудовали ИТК, в соответствии с требованиями пенитенциарной системы конца XX столетия.
Герц с пристяжью, или челядью – выбирайте, что больше нравится, – обосновался в административном блоке.
Камер здесь не было, интерьер мало чем отличался от того, что Вадим видел в Северо-Западном секторе на Пятом Уровне.
Блок был небольшой и уютный.
Маленький тамбур с двумя бронированными дверьми (и разумеется, с электромеханическими замками), квадратная прихожая с постом консьержа, два дерматиновых дивана углом, на полу зелёный ковёр, похоже, из натуральной шерсти, на стенах картины, преимущественно зелёные пейзажи Погибшего Мира, и множество глиняных горшков в фигурных подставках из витого стального прута.
В горшках пышно колосился лес.
Да, именно так – колосился.
Очевидно, лесу было очень хорошо в горшках, он блаженно растопыривался во все стороны пушистыми побегами – куда там дикорастущему тоннельному собрату, и вовсю благоухал… нет, вовсе не привычным ароматом свежескошенного луга, а хорошим дезодорантом с выраженной цветочной отдушкой.
А ещё он цвёл!
Мелкими такими розовыми цветочками, с округлыми лепестками в несколько слоёв.
Не знай Вадим, что это лес, наверняка принял бы его за какое-нибудь декоративное комнатное растение, типа герани.