Сборный разъезд набран из всех четырех взводов. За урядника едет приказный Товстогуз – молодой, недавно прибывший с пополнением казак. Черный ствол «люисовского» пулемета выглядывает из-за его плеча. Казаки молчат. Печальная картина еще свежа в нашей памяти. Пробую рассеять ее и заговариваю с ними. Отвечают коротко, односложно и нехотя. Переходим на рысь, и скоро сотня скрывается из виду. Идем ложбинками, чтобы нечаянно не обнаружить себя. В скучном безмолвии переходим от холма к холму. Впереди дозоры. Со мною всего десять человек.
Вдруг передний дозор останавливается, от него отделяется казак и скачет к нам.
«Что там? Село, дорога? Или, может быть, неприятель?» Сердце сжимается от томительной неизвестности.
Казак быстро приближается к нам. Лица казаков настороженны; они пристально глядят вперед. Но то, что встревожило дозоры, скрыто холмистыми неровностями.
– Конный разъезд впереди, – сдерживая коня, докладывает связной, – не далее как верстах в двух от нас.
– Большой? Сколько человек?
– Да, видать, немного, человек до сорока будет.
Сорок человек. Если это неприятель, то этого больше чем достаточно, чтобы оттеснить меня и обнаружить слабую, небоеспособную сотню.
Продвигаемся к холмам, на которых, наблюдая за противником, застыли дозоры. Товстогуз на ходу стаскивает с плеча пулемет и вкладывает в него широкую обойму.
– Гостинец, – говорит он.
Я останавливаю разъезд и с двумя-тремя казаками поднимаюсь на гребень холма. Впереди зеленая степь, перерезанная верстах в двух от нас широкой белеющей дорогой. У самой дороги, рассыпавшись в цепь, стоит в конном строю полуэскадрон. Несомненно, это регулярные части. В бинокль отчетливо видны прекрасные, упитанные кони и длинные пики, которыми вооружены кавалеристы. Внимательно разглядываем друг друга.
– Вашбродь, это не иначе как английцы, – вдруг решает Товстогуз.
– Почему ты так думаешь?
– Та больно гарни кони, в полной справе. Разве у турков будут такие сытые кони? Николы! Они ж, беднота, вроде цыган живут, ничого нема, одно слово, босота, – убежденно говорит приказный.
– Точно! Опять и форма не та, – поддерживают его казаки.
Насчет формы мои ребята, конечно, привирают. На таком значительном расстоянии даже шестикратный «цейс» не может определить обмундирование кавалеристов.
Однако не век же взирать друг на друга издалека. Я приказываю дозорам шагом продвинуться вперед и, не подходя на близкое расстояние к лаве, постараться разглядеть ее. Отбираю людей на лучших конях. Казаки съезжают с холма и отрываются от нас. Поддерживая их, мы трогаемся за ними шагом, внимательно следя за действиями полуэскадрона. Расстояние уменьшается. Цепь по-прежнему неподвижна и как будто бы не намерена ни отходить, ни приближаться к нам.
Меня охватывают радостные надежды.
Кажется, это англичане. Конные фигуры растут, и я ясно различаю на пиках несколько флажков, чуть колеблемых ветерком.
– Английцы. Ей-богу, английцы! – шепчет возбужденный Товстогуз.
В ту же минуту цепь, к которой мы приближаемся, встречает нас грохотом неожиданных выстрелов. Конные беспорядочно палят, и пули со свистом проносятся над нами.
– От сукины дети! – кричит Товстогуз и, не ожидая моего приказания, бросив поводья, прямо с коня, начинает бить из пулемета по лаве.
Остальные казаки в свою очередь открывают огонь, и перед моими удивленными глазами неприятельская цепь стремительно поворачивает назад и во весь карьер мчится обратно, рассыпаясь в паническом бегстве по долине.
– Попал! Одного сбили! – вопят казаки и с диким ревом скачут вперед, к месту, где катается по земле раненый конь.
Все происходит неожиданно быстро и стихийно.
Я не успеваю открыть рта для команды, как обстрелявший нас противник исчезает за холмами.
Когда мы домчались до дороги, у которой только что находился полуэскадрон, раненый конь уже бился в агонии; возле него с простреленным горлом хрипел одетый во френч индус, на маленьких погончиках которого медным блеском сверкали цифра «17» и буквы «NJ».
Итак, это были англичане!
Первая встреча с союзниками завершилась зря пролитой кровью.
По дороге за холмами еще курится поднятая ускакавшими пыль.
Обыскиваем убитого. Ничего, кроме записной книжки, испещренной странными, непонятными буквами. Наскоро царапаю донесение:
«Встретился с английским полуэскадроном, который, приняв нас за противника, обстрелял разъезд ружейным огнем. Нашими ответными выстрелами убит один индус. После перестрелки полуэскадрон в расстройстве отошел на юг. Принимаю меры для связки и соединения с ним. Считаю необходимым ваше продвижение до дороги, лежащей верстах в шестнадцати от вас. При сем направляю для господина переводчика записную книжку, найденную на убитом».
Заклеиваю конверт и отсылаю донесение. Казаки нервничают. Встреча с англичанами взволновала их. Рысим по пыльной шоссированной дороге вслед за ускакавшим эскадроном.