— Вот как, вы узнали. Tarta de riz[48]
. Да, это невозможно спутать. Его делает Саверия, нянька, которая прослужила у нас тридцать лет. Другого такого лакомства нигде нет, как нет нигде и неба Корсики — только там оно лазоревое…Ей удалось меня тронуть, этого нельзя было отрицать. Я с удовольствием доела предложенную сладость, наслаждаясь нежностью забытого вкуса, запахом молочного крема, похожего на пудинг. Почему Стефания никогда такое не готовит? Я чувствовала сейчас себя маленькой девочкой с загорелыми лодыжками, выглядывающими из-под рваной юбки, девочкой, сидящей у очага в тосканском доме и жадно поедающей лакомство, которое так редко появлялось в ее жизни.
— Откуда вы родом, синьора Сюзанна?
Итак, этот вопрос все-таки прозвучал. Впрочем, он не вызвал у меня такого отторжения, какое мог бы вызвать полчаса назад.
— Я знаю прекрасно, что вы из Тосканы. Но откуда именно?
— До десяти лет я жила в Капориджо близ Гроссето, — сказала я с едва слышным вздохом.
— До десяти лет… — начала она вопросительно.
— Пока меня не забрал отец во Францию.
— Ваш отец, — повторила она снова и лицо ее затуманилось, даже стало на миг каким-то замкнутым. Видимо, она прекрасно знала, каким высокородным вельможей был мой отец, — одно упоминание о нем в разговоре как-то остужало теплоту в завязавшихся между нами отношениях.
Отставив тарелку, я мгновение молчала, а потом решила сказать все, что думаю. Волю Бонапарта я исполнила, когда пришла в этот дом, но я не обещала ему без конца ломать комедию.
— Видите ли, синьора Летиция… Я осведомлена о том, как ценят в Италии и на Корсике семью и знают своих родственников до десятого колена…
Мадам Бонапарт согласно кивнула.
— Это еще слабо сказано. На моей свадьбе, синьора Сюзанна, меня сопровождали пятьдесят кузенов!
— Это прекрасно, конечно, но… Синьора Летиция, я дочь французского аристократа со множеством предков и довольно необыкновенной женщины, которая вообще не знала своих родителей. Ее удочерила крестьянка из Капориджо, которую звали Нунча Риджи.
— Нунча?
— Аннунциата, — поправила я сама себя, чтобы старой женщине стало понятнее это имя. — Так там ее называли. Она воспитала мою мать, а потом и меня. Я называла ее бабушкой, но на самом деле она для меня таковой не была. Моя мать носила имя Джульетты Риджи, но в действительности понятия не имела, откуда она, из какого семейства и как попала на побережье Тосканы.
Желая положить конец всяким домыслам, я заключила:
— Так что совершенно невозможно установить мое происхождение по матери. Невозможно… Я наполовину итальянка, бесспорно, но остальное — сплошные фантазии, которым нельзя верить.
— Нельзя верить, — как эхо, повторила она.
Я видела, что мадам Бонапарт чем-то потрясена. Пальцами, искривленными от ревматизма, она перебирала пояс у себя на платье, и чуть шевелила губами, будто думая вслух. Или она говорила что-то? Я полагала визит законченным, а тему исчерпанной, как вдруг она, будто переборов робость, громко спросила:
— Так вашу мать звали Джульетта?
— Да, — подтвердила я, впадая в некоторое уныние от того, что она опять идет по следу. Видно, мне не удастся легко избавиться от этой темы.
— Она жива еще?
— Давно умерла.
— Сколько же ей было лет, когда ее удочерили?
— Не знаю. Думаю, около пяти.
— А имя… имя Джульетта — ей его дала приемная мать? Или оно было у нее с рождения?
— С рождения, — сказала я. — Еще в детстве я слышала рассказ Нунчи о том, что найденная девочка знала о себе только имя. Но что это проясняет?
— Ничего, — проговорила синьора Летиция. — Наверное, ничего. Но некоторые совпадения…
— Совпадения с чем?
Она приказала служанке убрать посуду и удалиться и лишь тогда ответила на мой вопрос:
— Я расскажу вам одну историю, которую вы, конечно, не знаете, и тогда вы сами будете судить, есть во всем этом совпадения или нет.
Надо сказать, своей настойчивостью она и меня заинтриговала. Хотя за окном уже темнело, я приготовилась терпеливо выслушать пожилую матрону, успокоив себя тем соображением, что, если она будет говорить глупости, я потеряю только время, которого у меня в Париже в избытке.
— Так вот… У моей матери была старшая сестра. Моя тетя Аурелия. Сестры рано потеряли матушку, и старшая воспитала младшую. Когда Корсика в 1738 году восстала против генуэзцев, Аурелия вышла замуж. А еще через год у нее родилась дочь, которую окрестили у нас в Аяччо…
Я вернулась домой уже ближе к полуночи в крайней задумчивости. Ноэль помогла мне раздеться; ожидая, пока будет приготовлена ванна, я присела на креслице возле бюро и бережно развернула перед собой документ, хранившийся сложенным вчетверо и полуистлевший на изгибах. Он почти разваливался уже на части… Однако каллиграфический почерк итальянского священника можно было разобрать.