К чужому берегу. Предчувствие.

Генералу явно нравилось, что я так внимательно его слушала и уловила основную мысль.

— И еще что, генерал?

— И еще мне нужны люди. Люди преданные и усердные… и привлекательные. Положим, люди вроде вас, чтобы облик будущей Франции тоже был привлекательным.

Сказав это, он снова вперил в меня испытующий стальной взгляд. Я проглотила комок, подступивший к горлу. Наряду с восхищением, которое он во мне поневоле вызывал, я чувствовала и тревогу, и недоверие. Уж слишком резко перешел он от разговора, которым увлекал меня, к своей прямой цели! Он может менять настроение и тон легко и быстро, очаровывать и устрашать одновременно, а это не свидетельствовало об искренности. И потом… раз уж генерал так открыто приглашает меня служить ему, было бы уместно сейчас упомянуть о моем муже. Но это явно вызвало бы взрыв, об этом мне говорила интуиция.

— Чтобы строить каналы и мосты, вам в первую очередь нужны инженеры, генерал Бонапарт, — сказала я, решив ответить уклончиво.

Мгновенный гнев мелькнул в его глазах.

— Вот как? А смогут ли инженеры очаровать дипломатический корпус? Блистать на приемах в галерее Дианы?

— Каких приемах, генерал?

— Я собираюсь каждые десять дней давать в Тюильри обед на двести человек. В Париже должна бурлить жизнь.

— О, у вас такая прелестная и обходительная супруга. Она в любом случае будет более ловкой, чем я. Я так долго не была в свете.

— Да, черт возьми… но вы когда-то по сто раз в год бывали в галерее Дианы. И кто лучше смягчит австрийских, английских, прусских посланников — моя супруга или вы, подруга Марии Антуанетты?!

От гнева у него едва ли не искры из глаз сыпались. Казалось, он сожалеет о том, что потратил на меня четверть часа времени и добился только уклончивого ответа. «Кто ему вбил в голову эти идеи? — подумала я в страхе. — Каким образом я могу смягчать посланников? Надеюсь, это не Талейран оказал мне такую медвежью услугу, продвигая на службу первому консулу?»

Я решила схитрить, продемонстрировав женскую слабость.

— Я в отчаянии, генерал, что не могу сразу сказать вам «да». Как вы знаете, я женщина не свободная. Я замужем. И мой муж…

Это была ошибка. И еще какая! Мои слова вызвали взрыв, как я и предполагала.

— А, этот ваш муж!..

Носком сапога первый консул подбросил гравий в воздух. Рот у него дернулся, лицо перекосилось.

— Этот муж! Убийца из кровавой шайки! Он хотел бы подобраться к моему горлу. Но я не из тех, кто даст себя зарезать, как барана!..

Расширившимися от ужаса глазами я смотрела, как он ходит взад-вперед по дорожке, сжимая кулаки и в ярости изрыгая корсиканские ругательства. Мало того, что я никогда прежде не видела человека, который впадал бы в такое неистовство только от того, что кто-то не подчинился его воле, — я еще и пришла в трепет от смысла его слов. Что там у них за разговор был с Александром? Почему генерал называет его убийцей? Не собирается ли он расправиться с моим мужем? Я ощутила такой смертельный страх за герцога, что мертвенная бледность разлилась по моему лицу, все слова пропали.

Бонапарт заметил это и истолковал по-своему. Гнев его утих так же мгновенно, как и вспыхнул; он остановился и довольно едко спросил:

— Вы хотите вернуть сыну имущество. Я навел справки: его леса в Нормандии еще не проданы.

Я хотела что-то ответить, но не смогла произнести ни слова, только кивнула.

— Как вы думаете, возвращение лесов зависит от вашего мужа или от меня?

Я по-прежнему молчала. Вспомнились слова всезнающей Эме де Куаньи: «Возвращение собственности возможно в виде милости, а не как признаваемое право». Милость первого консула — какова же ее цена?

— А ваш дом на площади Вогезов? Он довольно хорош. Но правильно ли оформлены на него документы? Да? Или там есть чем заняться правосудию?

Он, оказывается, знал обо мне чуть ли не все и задавал мне вопросы, на которые, собственно, не нужны были ответы. Это был шантаж чистой воды. Я закусила губу. Подобные разговоры я в жизни еще ни с кем не вела… разве что с бароном де Батцем, в страшные годы террора, когда он тоже шантажировал меня. Подумать только, чего только ни употребил Бонапарт по отношению ко мне за последние полчаса: он и льстил, и входил в доверие, и угрожал, и запугивал. Что за чертовское поведение… именно чертовское?

— Что же я должна сделать? — выговорила я с усилием.

— Прежде всего, мадам де Ла Тремуйль, вы должны со вниманием относиться ко всем моим просьбам, — сказал генерал с нажимом. — Кстати, это касается и приглашения моей матушки. Я люблю, когда к ней проявляют уважение.

Оказывается, он и это знал. О письме Жозефа Бонапарта ему было известно и каким-то образом он догадывался, что я собираюсь проигнорировать завтрашнее приглашение. У меня действительно не было ни малейшего намерения посещать Летицию Бонапарт на улице дю Роше, я считала это неважным.

— Хорошо, я поеду к вашей матери, — сказала я довольно прохладным тоном. — Что еще я должна исполнить, генерал?

— Об этом вы узнаете позже.

Уже удаляясь, Бонапарт обернулся и снова смерил меня взглядом.