К чужому берегу. Предчувствие.

Это было свидетельство о таинстве Крещения, проведенном в Аяччо в церкви Успения Богоматери 2 августа 1739 года над младенцем женского пола. Имя матери ребенка звучало: Мария Аурелия Пьетра-Санта (каково — «святая скала» в переводе» с итальянского!) Имя отца — Теодор фон Нейгоф, вестфальский дворянин, в день крещения — «законный король Корсики».

Священник нарек младенца Джулия Алессия. Девочка получила фамилию отца, потому что родители пребывали в законном браке. Дочь короля — стало быть, корсиканская принцесса?…

— Законный король Корсики, — повторила я едва слышно и потерла виски пальцами. — А Джульетта — это же просто уменьшительное от Джулия…

Летиция Бонапарт отдала мне на время этот документ, сохранившийся в их семейных бумагах даже во время многолетних скитаний, — отдала, чтобы я могла спокойно на досуге поразмыслить. Все, что она мне сообщила, было, конечно, невероятно. И хотя до сей поры я слыхом не слыхивала о каких-либо корсиканских королях, дело выглядело достаточно правдоподобно, и я не могла уже, как прежде, отмахиваться от предположений о моем предполагаемом родстве с кланом Бонапартов.

— Ванна готова, мадам, — сообщила Ноэль. — Не слишком горячая, как вы и просили.

Забравшись в медный чан, с наслаждением расслабившись в воде, я снова стала вспоминать разговор, состоявшийся на Елисейских полях. Корсика… Помимо моей воли, это название начинало звучать для меня романтично. Бедный, но прекрасный остров в Средиземноморье, жители которого всегда мечтали о свободе и, не имея союзников, вели ожесточенную борьбу против генуэзских завоевателей. Это вызывало отклик у меня в душе. Инстинктивно я чувствовала что-то родное в перипетиях корсиканской истории. Неужели материнское прошлое приоткрылось передо мной, и некий Теодор фон Нейгоф — действительно мой дед по матери?

Рассказ Летиции снова промелькнул передо мной, как страницы книги, и, лежа в ванне с полузакрытыми глазами, я будто наяву представила его: высокого, одетого в роскошные восточные одежды человека, тунисская галера которого весной 1736 года бросила якорь в Алерии, у восточного побережья Корсики.

…Теодору фон Нейгофу было тогда пятьдесят лет. Старость была не за горами, а славы и величия он до сих пор не достиг. Но теперь, по его разумению, все должно было измениться. Конечно, при близком рассмотрении Корсика оказалась еще беднее, чем он думал, но ставки были сделаны, и пришелец понимал, что именно этот небольшой островок в Средиземном море и был целью всего его жизненного пути. А путь за плечами лежал извилистый и длинный…

Нейгоф родился в Вестфалии, близ Кельна, в семье небогатого дворянина. Он не был первым ребенком в семье, следовательно, ничего, кроме титула, в наследство получить не мог. Как и многим родовитым «вторым» детям, ему пришлось немало поскитаться по Европе, предлагая свои услуги разным правителям в качестве наемника.

Поначалу он попытал счастья на родине, служа в кирасирском полку, но, убедившись, что военную карьеру быстро сделать трудно, подал в отставку и отправился в Швецию. Там молодой поручик попал в помощники к влиятельному министру короля Карла XII — Георгу Генриху фон Гёрцу.

В Швеции Теодор освоил уроки дипломатии, выполняя для Гёрца различные поручения, в том числе — по созданию военного союза с Испанией. При мадридском дворе он обзавелся весьма полезными знакомствами, поэтому, когда в 1718 году всемогущий Гёрц был смещен, Нейгоф спешно покинул Стокгольм и бежал к своему испанскому покровителю кардиналу Альберони, первому министру короля Филиппа V. Кардинал заметил незаурядные таланты вестфальского барона, сделал его своим приближенным и присвоил звание полковника.

Но Нейгофу хотелось выбиться на самый верх, в общество королей и министров, а не толкаться среди их многочисленной свиты. Чтобы приблизиться к мадридскому двору, Нейгоф женился на англичанке, фрейлине испанской королевы. Жена его, по происхождению англичанка, оказалась особой весьма чопорной и не отличалась ни красотой, ни умом. Но Нейгофом руководила не тяга к ней, а жажда власти и богатства…..

В 1717 году Испания аннексировала Сардинию и Сицилию, что вызвало в Европе бурю негодования. Против испано-шведского союза (в создание которого вестфалец вложил немало сил) ополчились сильнейшие государства Старого Света — Англия, Франция, Голландия и Австрия. Их объединенные армии быстро поставили на место шведов, а потом принялись и за испанцев. 22 августа 1718 года английский флот одержал убедительную викторию у мыса Пассаро, а затем сухопутные части Франции и Австрии нанесли испанцам целый ряд поражений. Одним из условий мирного договора стала отставка кардинала Альберони, инициатора агрессивной политики испанской короны. Филипп без колебаний расстался со своим верным министром, а в качестве моральной компенсации прибрал к рукам его огромное состояние.