Бурьен тоже спешился и торопливо предложил мне руку. Как во сне, я перешла ручей, оставляя за собой стенания Жозефины. Она плакала, будто готовясь к смерти, и умоляла кучера подождать еще хотя бы минуту, точно как приговоренный преступник просит отсрочки. Это был сущий кошмар. Мне следовало радоваться хотя бы тому, что я спасена… но вместо этого мне не давала покоя мысль: как меня угораздило оказаться в подобной ситуации? Зачем это мне? Что общего у меня с этими безумцами?
Я порывисто повернулась к первому консулу:
— Послушайте! Это ни на что не похоже. Я даже могу сказать… что никогда подобного не видела! Что вы творите?
— Настаиваю на своем! — резко ответил он с дьявольским блеском в глазах.
— Заклинаю вас, позвольте вашей жене выйти. Вы же не злы по натуре? Ваша мать, по крайней мере, описывала вас добрым?…
Я и сама почувствовала, что эти мои надежды на его доброту, которой, может быть, и вовсе не существует, выглядят жалко. Генерал глянул на меня с сардонической усмешкой.
— Моя мать, — веско произнес он, — должна была сказать вам, что я детства не терплю никаких возражений. Никаких! И ни от кого! Помните об этом всегда… И не думайте, что с возрастом я стал мягче!
Меня уже начала душить злость. «Да кто ты такой? — мысленно закричала я. — Кто ты такой, черт возьми, что все должны помнить о твоем крутом нраве? Что хорошего ты сделал в жизни, недоросток?!» Я сдержалась, конечно, собираясь как-то по-иному выстроить разговор. Но не успела.
Обернувшись, генерал увидел, что коляска все еще не тронулась с места. И будто сумасшествие обуяло его в эту минуту. С глухим рыком он ринулся к другому берегу, в мгновение ока перескочил через ручей и ударил кучера по плечу рукоятью хлыста — да-да, не легонько ткнул, а ударил наотмашь!
— Пошел вперед, каналья!
Лошади всхрапнули. Коляска дернулась и, со страшным треском в две секунды перелетев через ручей, ударилась о другой берег и остановилась покачиваясь. Треск был такой силы, что я судорожно зажала себе рот рукой, чтобы остановить крик ужаса: я имела все основания полагать, что Жозефина и Сезария погибли. По крайней мере, я видела, что одна из рессор лопнула, ось выскочила из паза, а маленький кузов основательно накренился.
Потом из коляски послышался громкий плач, и у меня отлегло от сердца: стало быть, Жозефина жива! Слава Богу, мне не довелось присутствовать хотя бы при ее убийстве. Я перевела дыхание и поспешила к экипажу. Сезария уже помогала генеральше сойти на землю. Жозефина сильно ударилась щекой, лицо ее было все в синяках, и теперь она, безудержно рыдая, заворачивалась в шаль по самые брови. Она помнила, наверное, что выглядит сейчас некрасиво, и ужасно боялась, что ее муж отметит это вслух.
Бонапарт наблюдал все это издали, с какой-то непонятной усмешкой, потом дал распоряжение Бурьену позаботиться о нашей коляске и ускакал в чащу по направлению к павильону — очевидно, недавнее происшествие ничуть не отравило ему поездку.
Мы добрались до Бютара спустя два часа, когда Бурьену удалось заменить нам экипаж, а Сезарии — отпоить свою госпожу водой и слегка успокоить. Мне эти два часа показались адскими. Я тысячу раз проклинала себя за это, что по тщеславию и из меркантильных соображений приняла приглашение погостить в Мальмезоне. Здесь живет семейка идиотов! Я пошла у них на поводу, и мне довелось не только стать свидетельницей множества безобразных сцен, но еще и коротать время до вечера в лесу, который теперь вовсе не казался мне привлекательным. Какое мне дело до их земельных владений? Какого черта я разыгрываю любезность перед людьми, которые вызывают у меня оторопь?
«Он так неистов, что присутствие Жозефины в доме — вовсе не такая уж гарантия моей безопасности. Этот безумец способен домогаться меня в открытую даже под боком у жены, в этом нет никакого сомнения!»
Эта мысль впервые посетила меня и изрядно испугала. После сегодняшнего происшествия страх, который я испытывала перед Бонапарту, смешался в моей душе со стойким отвращением. Человек, так открыто издевавшийся над слабой и беззащитной Жозефиной, не мог выглядеть в моих глазах не то что мужчиной, но и вообще нормальным существом.
Ему нельзя доверить не то что страну, но даже одно-единственное семейство! Он не способен совладать со своими вспышками ярости, а в его характере нет ничего, что роднило бы его с привычками великодушных и мудрых правителей. Это сплошной комок честолюбивых амбиций и нервных импульсов. Я готова была признать, что Бонапарта ведет какая-то неведомая звезда, но полагала, что мне лично надобно держаться от таких звезд подальше!
Едва мы подъехали и сошли на землю возле павильона в Бютаре, генерал схватил супругу за руку и увлек далеко в лес, что-то яростно ей вычитывая. Было слышно, как она горестно упрекает его, причем не только за сегодняшнюю выходку, но и за множество других проступков. Это злило его еще больше.