К чужому берегу. Предчувствие.

В который раз я подумала: что ждет Францию под властью такого повелителя? Я вдоволь понаблюдала за ним, и теперь никакие объяснения Талейрана не имели на меня влияния. Я даже нисколько не верила в то, что генерал Бонапарт принесет Франции мир. Это слово не вязалось с его сущностью! Если он умудряется найти повод для бешенства в мирной семейной обстановке, то в его отношениях с другими государями и подавно никогда не будет гармонии. Если б она была, куда б он дел свой безумный темперамент? На ком бы срывал злость и тешил честолюбие? На Жозефине? Но это слишком жалкий объект для человека с таким тщеславием…

«Я — не обычный человек. Ко мне нельзя подойти с обычными мерками морали…». Мне вспомнился Людовик XVI: от него, помазанника Господня, никто и никогда не слышал столь наглых речей. Далеко же зайдет Франция с новым господином!

Чувствуя себя злой и уставшей, я забралась в постель. Адриенна, задергивая полог над моей кроватью, вскользь обмолвилась:

— Когда я возвращалась с простынями из прачечной, мне довелось видеть, как первый консул ужинает. Он был с женой и мадам Ремюза[67]…

— И что же? — отозвалась я без особого интереса. — Надеюсь, мадам Жозефина уже не плакала?

— Нет, но… — Адриенна слегка запнулась, потом продолжила: — Первый консул спросил у компаньонки своей супруги, должны ли муж и жена спать в одной постели… или же они должны иметь разные спальни.

Я подняла глаза на Адриеннну.

— Поразительно. Он такое спросил?

— Да.

Адриенна, девушка незамужняя и целомудренная, по уши залилась румянцем.

— И что же мадам Ремюза ему ответила?

— Она очень смутилась, конечно. А потом сказала, что не может судить об этом, что это дело двух супругов… и только они могут решать… где кому спать.

— А Жозефина? — выговорила я медленно.

— О, мадам Жозефина отвернулась с досадой. Как это странно, не правда ли, госпожа герцогиня? Такие разговоры за ужином…

Натянув одеяло едва ли не себе на голову, я пробурчала:

— Да, Адриенна. Странно. Если не сказать больше…

3

В начале мая было очень тепло, и я не закрывала окно, когда ложилась спать. Так было уже не первую ночь; со стороны парка тянуло прохладой, но было так тихо, что от ветра не шевелились даже занавески. Под утро раздавались трели полевого жаворонка, заводили свою песню перепела, будто серебряным молоточком перестукивались. Я просыпалась обычно на рассвете, когда все ветви в саду тяжелели от обильной росы, наблюдала через окно, как над просторами тонущих в розоватой дымке лесов поднимался огромный диск докрасна раскаленного солнца, любовалась этим зрелищем какой-то миг и, отворачиваясь к стене, снова сладко засыпала, потому что в Мальмезоне не принято было подниматься рано.

Однако в ту ночь я проснулась еще раньше. Будто какой-то толчок заставил меня подняться на постели, хотя я не могла бы объяснить, что было тому причиной. Кажется, стукнула дверь, ведущая в комнату Адриенны? Темно-синяя мгла за окном еще и не начинала рассеиваться, деревья отбрасывали мрачные тени, — рассвет был явно не близок. Мало что спросонья соображая, я взглянула на часы: было пять утра. А подле моей кровати… черт возьми, подле моей кровати я увидела не кого-нибудь, а первого консула!

— Да, это я! — сказал он и странно засмеялся. — Зачем этот удивленный вид?

Кровь отхлынула от моего лица. Я рывком села, притянула к груди одеяло, потом протерла руками глаза, не до конца понимая, что происходит. Он стоял передо мной, облаченный в домашний халат, со спутанными после сна темными волосами, потом притянул к моей кровати кресло и уселся в него, чрезвычайно довольный, явно наслаждаясь тем диким выражением, которое в тот момент имело мое лицо. Скользнув взглядом по полу, я заметила, что он пришел сюда в домашних туфлях на босу ногу.

— Что вы делаете здесь? — выговорила я. — Сейчас пять часов утра…

— В самом деле? Еще только пять? Тем лучше. Мы поговорим с вами.

— Мы по-го-во-рим? — повторила я почти по слогам.

— Да, почему бы нет? Мы же родственники. По крайней мере, так считает синьора Летиция, а она далеко не легковерна. Мысли у меня метались. Зачем он явился? На этот счет можно было иметь самые дурные подозрения. Но он держал в руках довольно увесистую пачку бумаг, среди которых я заметила и письма с надписями вроде «Первому консулу лично», и это наводило на догадку, что ранний экстравагантный визит не связан с прямыми мужскими домогательствами. То есть, конечно, связан… но этот человек пытается идти к цели какими-то кривыми, одному ему понятными путями.

— По утрам я всегда работаю, — пояснил генерал, — начинаю обычно с писем. Среди них бывают весьма любопытные.

— Вот как, — машинально повторила я, думая совсем о другом. — И что, вам обязательно читать их самому?

— Вы имеете в виду, что можно было бы доверить это секретарю? После, может быть, а теперь это невозможно. Порядок только начинает возвращаться во Францию, и я должен знать каждую мелочь.