К далеким берегам (без иллюстраций)

Потом, уже зимой, проезжая через Енисейск, услыхали еще о такой же скале — на Енисее. Академики послали Крашенинникова с рабочими людьми осмотреть это место и проложить к нему дорогу в снегах, а затем побывали там сами. Здесь рисунки были сделаны какой-то несмываемой краской, причем преобладали человеческие фигуры. Объяснить их значение так и не удалось.

В Томске кончилось путешествие по Западной Сибири, давшее так много материалов.

В начале марта 1735 года академики и их спутники прибыли в Иркутск. Здесь они стали собирать сведения, необходимые, чтобы выработать план исследований в Восточной Сибири предстоящим летом. А Крашенинников мог подвести итоги тому, что узнал с тех пор, как выехал из Петербурга.

За эти полтора года пришлось проехать, по подсчету Гмелина, девять тысяч семьсот верст. Крашенинников увидел Волгу и сибирские реки, Уральские и Алтайские горы, привольные степи по берегам Иртыша и высокие, густые леса, через которые шла дорога на Иркутск. Он познакомился с жизнью разных народов — от чувашей и черемисов в Поволжье до алтайских телеутов.

Но еще важнее было другое. Крашенинников узнал, что наука заключается не в заучивании и повторении. Он понял, что пожелтевшие документы, извлеченные из архивов, и предметы, найденные в старинных могилах, могут многое рассказать о прошлом человечества.

Перед Крашенинниковым раскрылся мир растений и животных. Крашенинников научился видеть и наблюдать в природе то, чего раньше не сумел бы даже заметить.

IV

Иркутск считался одним из самых важных и богатых сибирских городов; он был построен на берегу большой реки Ангары, в шестидесяти верстах от Байкала. Все купцы, направлявшиеся за Байкал для торговли с Китаем, проезжали через этот город.

Вице-губернатору, жившему в Иркутске, подчинялась вся Восточная Сибирь: Забайкалье до китайских границ, Якутский край и Камчатка. И хотя он был обязан выполнять указы, которые получал от сибирского губернатора из Тобольска, однако на деле являлся почти полным хозяином Восточной Сибири.

Гмелин и Миллер узнали от вице-губернатора, что капитан-командор Беринг живет в Якутске и не скоро отправится на Камчатку.

— Еще и половину провианта и прочих грузов для экспедиции не переправили в Охотск. А пока там корабли построят да в плавание выйдут, не один год пройдет, — сказал вице-губернатор.

Академики решили, что незачем спешить в Якутск, если нельзя даже приблизительно сказать, когда выедет на Камчатку Беринг, которого они должны туда сопровождать.

«Мы узнали об этом не без облегчения, надеясь, что сможем провести время с большим удовольствием и пользой, чем в Якутске», рассказывал впоследствии Миллер.

Гмелин знал, что в Забайкалье, где летом не жарко, но достаточно тепло и довольно много осадков, растительность должна быть гораздо богаче, чем в холодном Якутском крае. К тому же за Байкалом находились Нерчинские и Аргунские рудники, которые полезно было осмотреть.

А Миллер думал о том, что архивы забайкальских острогов могут дать ему много сведений, нужных для «Истории Сибири». Он говорил также, что путешествие к китайской границе было бы очень полезно для задуманной им «Географии Сибири» и позволило бы собрать материалы о русско-китайской торговле.

Крашенинников вскоре узнал, что план дальнейшего путешествия составлен.

Было решено ехать в Селенгинский острог, считавшийся в то время главным в западной части Забайкалья. Оттуда надо было съездить к китайской границе, в торговую слободу Кяхту. А затем следовало направиться в Читу, чтобы плыть в Нерчинск по Ингоде и по Шилке, дающей начало Амуру. Осмотрев Нерчинск, можно было сделать еще несколько поездок и вернуться в Иркутск к началу осени.

В двадцатых числах марта академики и их спутники выехали на берег Байкала.

— Байкал замерзает позже всех сибирских рек — около Рождества. Зато лед на нем держится до мая, — говорили иркутские старожилы.

На Байкале действительно стоял толстый и крепкий лед. Переезд через озеро прошел без всяких осложнений. А когда доехали до другого берега, увидели, что из-под снега уже показалась вялая, желтоватая прошлогодняя трава.

С трудом переправившись через Селенгу, на которой уже начал подтаивать и трескаться лед, добрались до Селенгинска. Он выглядел так же, как все сибирские остроги: так же был обнесен бревенчатыми стенами с деревянными башнями на всех четырех углах и над воротами; и так же эти укрепления уже потеряли значение — буряты, кочевавшие вблизи Селенгинска, понемногу сжились с русской властью, и городу не угрожало нападение.

Старенький селенгинский воевода, дослужившийся до чина бригадира, строил тридцать лет назад, при Петре Великом, Омск и другие укрепления на реке Иртыше. Он охотно поделился с Миллером воспоминаниями. А потом указал проводника по Забайкалью, бывалого охотника, не раз ходившего за соболями по берегам Амура в пределы Китайской земли и спускавшегося по отрогам Станового хребта до устья реки Витим, впадающей в Лену. Воевода дал и переводчика, знающего бурятский язык.