Проехав через Байкал, они направились в Итанчинский острог, стоявший на реке Селенге. Оттуда шла дорога в Баргузинский острог. Нужно было проехать больше двухсот пятидесяти верст, то переваливая через невысокие хребты, то проезжая около берега Байкала.
Надев кафтан, подбитый овчиной, а на него доху из собачьих шкур, натянув на ноги бурятские унты, сшитые мехом внутрь, и надвинув на лицо шапку с наушниками из беличьего меха, Крашенинников целые дни проводил в санях, почти не страдая от холода.
По обеим сторонам дороги стоял густой, по большей части сосновый лес.
Только изредка встречались маленькие русские поселки из нескольких изб, в которых жили крестьяне, промышлявшие охотой. Почти в каждой избе, в которую случалось входить Крашенинникову, у порога лежала шкурка медвежонка, постланная, чтобы вытирать ноги. А на широких лавках у стен лежали большие медвежьи шкуры, на которых было тепло и мягко спать. Медведи так часто встречались в лесу, что охота на них была совсем обычным делом.
Много было в лесах и других зверей. Здесь водились лоси — сохатые, лисицы и рыси, волки и зайцы. А белок было столько, что они постоянно появлялись на ветках деревьев, стоявших у самой дороги, и, прикрывшись пушистым хвостиком, с любопытством смотрели на проезжавшие мимо сани.
Глухари, куропатки и рябчики почти не боялись людей. Весной и летом утки, гуси и лебеди плавали стайками на всех лесных озерах. В горных речках, протекавших вблизи поселков, в изобилии водилась разная рыба.
Баргузинский острог тоже стоял среди лесов, у реки, в которой водилось много рыбы — от нежных, сравнительно небольших хариусов до тяжелых осетров и тайменей.
В остроге было несколько десятков изб, где жили служилые казаки, собиравшие ясак с бурят, кочевавших недалеко от острога, и тунгусов, бродивших в тайге.
Крашенинников в короткое время узнал много о Баргузинском крае. Он просмотрел архивные дела, хранившиеся в остроге, и переписал некоторые документы, как это делал Миллер. По спискам плательщиков ясака Крашенинников попытался установить число тунгусов «баргузинского ведомства» и записал свои выводы.
Из Баргузинского острога Крашенинников выехал на Байкал. Он проехал около семидесяти верст вблизи байкальского берега и добрался до того места, где у подножья песчаного холма, поросшего сосновым лесом, бил из земли горячий ключ.
Крашенинников сунул в него руку и сразу отдернул, едва не вскрикнув: вода оказалась так горяча, что нельзя было вытерпеть. Термометр показал, что в ней значительно больше 40 градусов. Она сильно пахла серой и была неприятна на вкус. У источника были вырыты ямы, в которых летом принимали ванны буряты, а иногда и русские из Баргузинского острога.
— Когда выкупаешься, чувствуешь истому и выступает пот. С потом и болезнь выходит, — говорили больные.
И хотя рассказы о действии горячих вод бывали преувеличены, не приходилось сомневаться в том, что ревматизм и некоторые другие болезни здесь часто действительно в большей или меньшей степени исцеляются.
От горячих вод было меньше двух верст до Байкала. С его берегов виднелась далеко на горизонте длинная синеватая полоска с изрезанным выступами верхним краем — гористый остров Ольхон.
Когда Крашенинников и Иванов добрались до Ольхона, он показался им унылым и пустынным островом. На Ольхоне было очень мало леса, а земля по большей части камениста, хотя и встречались места, пригодные для пастбищ.
За Ольхоном, на другом берегу Байкала, начиналась Косая степь, по которой кочевали буряты. Через нее Крашенинников и Иванов проехали на берег Лены, где стоял Верхоленский острог. Здесь, ожидая, пока вскроется река, Крашенинников смог подвести итоги поездки.
Он кратко описал весь путь до Баргузинского острога и оттуда до Верхоленска. Сведения о горячем источнике Крашенинников изложил в отдельной рукописи на латинском языке, как полагалось для научных описаний.
В мае, когда Лена окончательно очистилась от льда, Крашенинников и Иванов отплыли из Верхоленска в Усть-Кут. Здесь уже жили Гмелин и Миллер и заканчивались последние приготовления к летнему плаванию в Якутск.
Академики внимательно выслушали рассказ Крашенинникова и одобрили его рукописи. Уезжая из Петербурга в экспедицию, они взяли студентов лишь для мелкой черновой работы.
— Будут переписывать для меня в архивах указы да челобитные, а для вас набивать соломой чучела зверей и птиц, — говорил Миллер Гмелину.
Почти все студенты действительно не пошли дальше таких поручений. А Крашенинников, любознательный и настойчивый, незаметно учился и как будто вырастал с каждым месяцем путешествия. Ему все еще нехватало многих научных знаний. Но он уже доказал, что может основательно делать наблюдения и самостоятельно справляться с работой, недоступной его товарищам.
Когда началось плавание по Лене, Гмелин стал еще больше привлекать Крашенинникова к своей работе. Составляя список растений, которые растут на берегах Лены, Гмелин собирал их с Крашенинииковым, а потом показывал, как следует их определять.