— Всего сорок лет прошло с тех пор, как служилый человек Владимир Атласов пришел с отрядом из Анадырского острога в Камчатскую землю и начал ее подчинять. Стало быть, можно еще найти казаков-старожилов, которые всю камчатскую историю от прихода русских помнят, — говорил Крашенинников.
Приказчик прислал к нему старого слепого казака Кобычева.
— Кто с самого начала бывал на Камчатке и как она и в котором месте сперва завоевана? Какие там бывали приказчики? Когда изменяли иноземцы и как против них в походы хаживали? — спрашивал Крашенинников.
Кобычев вспоминал то, что видел сам и слышал от других. Крашенинников записывал его рассказы.
За высокой оградой Большерецкого острога стояла изба, в которой сидели камчадальские аманаты. Так называли камчадалов, которых брали заложниками из разных родов, чтобы обеспечить платеж ясака. Время от времени к ним приезжали на собаках родичи, привозя запасы юколы, луковицы растения сараны и другую еду. Камчадалов можно было видеть и в казачьих избах — взятые после усмирения камчадальских восстаний в плен дети и подростки вырастали у казаков и превращались в их холопов.
Крашенинников внимательно присматривался к этим коренным жителям Камчатской земли. У них были очень смуглая кожа, прямые черные волосы, широкие, плосковатые носы и маленькие глаза. Они не были так скуласты, как буряты и якуты, но губы у них были толще.
Они называли себя ительменами, что значило на их языке: человек.
Они носили широкие, просторные одежды из оленьих, собачьих и тюленьих шкур, сшитые жилами при помощи самодельных костяных игл.
Камчадалы могли показаться на первый взгляд отсталыми. Даже считать они могли только по пальцам. Если число превышало двадцать, то, перебрав пальцы рук и ног, с недоумением спрашивали:
— Мача?
Это значило: «Где взять?»
Когда русские пришли на Камчатку, ее жители не знали даже употребления металлов. Они жили еще в каменном веке. Из острых обломков камня и кости делали топоры, ножи, наконечники копий. А потом железо стало обходиться им так дорого, что они нередко продолжали пользоваться прежними орудиями.
Глядя на необыкновенно легкие и прочные камчадальские сани — нарты и деревянное огниво, при помощи которого камчадалы добывали огонь трением сухих палочек о деревянную дощечку, Крашенинников удивлялся их мастерству.
«Как они без железных инструментов могли все делать — строить, рубить, долбить, шить, резать, огонь доставать? Как могли в деревянной посуде варить и что им служило вместо металлов? Сии средства не разумный или ученый народ вымыслил, но дикий, грубый и трех перечесть не умеющий. Столь сильно нужда умудряет к приобретению потребного в жизни», писал впоследствии Крашенинников.
Он торопился узнать этот народ. Уже в первые дни Крашенинников потребовал, чтобы в Большерецк вызвали камчадала, от которого можно было бы получить более или менее основательные сведения о жизни его народа. Посланный из Большерецкого острога казак привез «иноземца Тырылку».
По-видимому, этот старый камчадал был известен на Камчатке как толковый человек, потому что ездили за ним довольно далеко — на речку Авачу.
Крашенинников стал расспрашивать Тырылку через толмача. А потом записал его ответы и озаглавил рукопись: «Описание о иноземческой вере, о праздниках, свадьбах и о протчем».
Тырылка мог рассказать не только о житье камчадалов. Всего два месяца назад у реки Авачи произошло страшное землетрясение. А незадолго перед тем Авачинская гора начала выбрасывать огонь и пепел. Крашенинников решил без промедления собрать на месте сведения об извержении вулкана и землетрясении.
В середине января Крашенинников с Аргуновым и двумя служилыми выехал из Большерецкого острога. Четыре остромордые, мохнатые собаки, запряженные по две в ряд, везли высокие нарты, на которых надо было сидеть боком, свесив ноги. Там, где лежал глубокий, неумятый снег, возчик-камчадал брел вперед и широкими лыжами — «лапками» — прокладывал дорогу. А когда встречалась наледь или дорога шла под уклон, собаки пускались вскачь. Крашенинников крепко держался за нарты, всячески стараясь не свалиться.
«Ездоку необходимо стараться хранить равновесие. В противном же случае узкие и высокие санки и на самых малых раскатах или ухабах опрокидываются. Ездок бывает подвержен немалому страху, особливо на пустом месте, ибо собаки убегают и не станут, пока в жилье не придут или за что-нибудь на дороге не зацепятся. А он принужден бывает пеш идти», вспоминал потом Крашенинников.
В пути он не раз ночевал в зимних камчадальских подземных жилищах. Издалека они казались просто небольшими круглыми холмиками, над которыми по большей части поднималась струйка дыма. Подойдя ближе, можно было увидеть, что на верхушке холмика есть отверстие, которое служит одновременно и трубой для дыма, и дверью, и окном.
Через вход спускались по лесенке вниз, стараясь не попасть в очаг, сделанный почти под самым входом.