К другим берегам (СИ)

За обедом она рассказала о себе, о муже: познакомились на выставке, она представляла организацию, которая сделала возможным эту выставку, он выставлял там свои работы... кстати, в квартире - только его полотна. Он много работает, ей нравится его картины. Я огляделся, на стенах висели картины в простых рамах. Картины мне понравились, особенно хороши были натюрморты.

Она рассказала о себе, о работе, о жизни - обычные женские разговоры. От выпитого вина - немного раскраснелась, темные, с ртутинками, глаза поблескивали. Затем справилась о моих делах, о здоровье супруги (так и сказала по-мужски: "супруги"), все ли у нас в порядке... Кажется, начали пить кофе. Ковыряя вилкой кусок торта, не поднимая глаз, я сказал: она умерла. Я боялся заплакать, как на похоронах, когда слезы лились помимо всякой воли, если была какая-то воля, и все, что я делал: кусал губы, плотно сжимал, или широко раскрывал глаза - было без толку. Пугался я напрасно - все обошлось. Может, я начал привыкать к мысли о ее смерти?

- Извини, я правда не знала.

- Пустяки,- сказал я, слегка надувая губы, вымолвляя это шелестящее, подобно вылущенной от семечек кожуре, словечко.- Такое случается, и ты, кстати, не могла об этом знать.

- Ты ее любил?

- Да,- сказал я и наколол кусочек торта.

II

Случилось мне стать очевидцем одного щепетильного случая и, сказать по правде, лучше бы этого не произошло - я не из тех, кого увлекают подробности чужой жизни. Только насмешливый случай мало вникает в такие тонкости, а может и вникает - и весьма основательно! - чтобы сдернув, в последний момент, невидимую завесу, столкнуть нас с тем, чего мы тщательно и упрямо сторонились: потешаясь над нашей уверенностью в том, что именно с нами ничего подобного произойти не может.

Была какая-то вечеринка, одна знакомая попросила меня пойти вместе с нею. Мне не хотелось, но ей удалось убедить меня, что полезно изредка оживлять мое одиночество обществом... В общем, сам не знаю, как очутился там. Из собравшихся я был знаком только с печальным красавцем-художником и его этюдной коллегой, самым чудесным образом оказавшимися здесь. Он тоже припомнил меня. Пожав руки, перемолвившись несколькими пустяшно-обязательными, при встрече малознакомых людей, вопросами, на которые всегда готов ответ, мы разминулись, чтобы уже не надоедать друг другу.

Мне скоро стало скучно. Я жалел что пришел, но надо держать внешнее приличие... Миновал час, приличия были соблюдены, и я отправился одеваться. В длинной, темной прихожей, наткнулся на художника с его подругой. Они целовались, прижимаясь друг к другу. Меня они не заметили. Я вернулся к шумному столу. Домой я не пошел и напился, как все в тот вечер. Вот такие у них были этюды.

Я долго думал: стоит ли рассказывать ей о том, что мне открылось? Стоит ли мешаться в чужую жизнь? Пришел к выводу: да, должен! Ведь когда-то мы были близки... Я позвонил, попросил встречи, чтобы обсудить важный вопрос.

- Какой вопрос?

- Не по телефону, об этом лучше поговорить наедине.

- Хорошо. Послезавтра, к восьми вечера...

Она была одна. Выглядела очень устало. Я сказал: долго не задержу... Она ответила: сначала выпьем кофе. Я согласился. Сидя за кофейным столиком, помешивая ложечкой в густом, пахучем кофе, я поинтересовался ее мужем.

- Кажется, поехал к друзьям-художникам.

- Вероятно, вместе с этой девушкой?

- Не знаю, может быть.

Она смотрела на свои руки. Кажется, она догадалась о чем пойдет речь. Она всегда быстро понимала, о чем я хотел говорить. Я допил кофе, вытягивая губы, чтобы не обжечься. Кофе был вкусным. Она сидела, сложив руки на коленях, не поднимая глаз. Она была готова. Я собрался духом, поставил чашку с остатками кофе на блюдце, и сказал, что муж изменяет ей. Она молчала. Я рассказал, как сам того не желая, стал свидетелем сцены в прихожей.

- Думаю, у них зашло гораздо дальше поцелуев.

- Знаю,- сказала она очень тихо, не поднимая глаз.

Я подумал, что мне послышалось:

- Что?

Она подняла голову и, глядя прямо мне в глаза, громко повторила:

- Я давно знаю.

Я не нашел ничего умнее, как промолвить:

- а-а-а...- ничего не понимая, кроме того, что напрасно завел этот разговор.

Ее вдруг точно прорвало; будто все, мешавшее говорить - исчезло, разбилось, изничтожилось, и чувства, которые копились в ней, разом освободившись, хлынули на волю.

- Да-да-да: знаю и не показываю вида! Думаешь, женщине трудно догадаться о том, что муж ей изменяет? А тебе раньше в голову не приходило? Он, ведь, почти в сыновья мне годится...

- И ты с этим живешь?

- А ты когда-нибудь жил один? Ах да, ты, ведь, у нас одинокий вдовец... Только, ты хоть вспоминать можешь, а мне о чем вспоминать? Что после тебя пять лет никого видеть не могла, все думала: может, вернешься. Потом, правда, были мужчины, только ни имен, ни физиономий не помню. Он давно бросил бы меня, как ты когда-то, если бы не мои деньги; да может, еще помнит, что помогла ему стать тем, кто он сейчас. Видно, пока жалеет. Так, по мне, лучше эта жалость, лучше пусть будет эта девка, чем возвращаться домой в пустую квартиру. Об этом ты не думал?