Ночь перед причастием Фомин спал плохо, боль была сильная. Эта боль часто пробуждала Фомина от тревожного, неспокойного сна. Он лежал в темноте, думал: Завтра нужно будет исповедовать свои грехи. Он не знал, как это делать (это было первым его причастием), но сыновья сказали: Священник все устроит, поможет. Они кратко рассказали отцу об исповеди, и теперь он лежал, страдая от боли, не дававшей ему спокойно спать, вспоминал, какие у него были в жизни грехи. Грехов этих оказалось немало. Фомин перебирал в памяти свою жизнь, чтобы отыскать там хорошее, но грехов становилось больше и больше. Раньше, когда он не задумывался об этом глубоко, казалось, ничего особенно плохого в жизни своей он не совершил, и раскаиваться ему не в чем. Но теперь, в темноте ночи, он чувствовал: в нем открылась ужасная бездна, и была заполнена бездна эта грехами - его грехами. Их было так много, и казались они неприятными, мерзкими, и Фомин не понимал: почему он жил и не задумывался об этом прежде; и ещё: как мог совершить он все эти поступки. Было стыдно, ведь об этой, отвратительной стороне его жизни, нужно завтра - нет уже сегодня, уже скоро - рассказать постороннему человеку. Он боялся осуждения, неприятного отношения к себе со стороны священника. Ему стало жаль себя, ведь жизнь его оказалась не хорошей и гладкой, и полезной, как думалось Фомину всегда, но, напротив, во многом гадкой, бесполезной... И он тихо заплакал, не вытирая слез. Однако, эти страдания и помогли уснуть. Они помогли отвлечься от физической боли, хоть и доставляли страдания душевные. Эти душевные переживания измотали его, отобрали много сил, и, наконец, Фомин уснул и проспал до прихода священника.
Было раннее утро. Приехал отец Владимир. Сыновья ждали за дверью, пока он совершал таинство.
Фомин очень волновался, ночные переживания не шли из головы. Он не знал, как рассказать эти гадости о своей жизни человеку, который вдруг показался ему знакомым. Теперь Фомин думал: "Было бы легче рассказать именно незнакомому человеку. Но откуда он мог знать этого священника?" Вдруг вспомнилось, как помогал устанавливать крест на церкви... Подумал: "Верно, там и видел его? Не знаю... Нет, не знаю. "
Отец Владимир все устроил: подробно рассказал Фомину о причастии, помог ему исповедаться, развеял сомнения, сказав Фомину, что должен он исповедать грехи не ему, человеку, также имеющему грехи, а Господу...
Фомин, когда стал говорить о грехах, не заметил, как из глаз потекли слезы, а голос начал дрожать. Отец Владимир слушал и не смотрел на него. Он смотрел в стену, а Фомин подумал: Священник его совсем не слушает. Но, отец Владимир по-особенному, глубоко вздохнул (будто ему было жаль Фомина), и тот понял: священник не смотрит на него, чтобы не смущать, не сбивать с мыслей. Фомину стало легче, когда он почувствовал это, точно священник вежливо принял участие в его душевных переживаниях. Он закончил.
На небритых щеках блестели слезы. Отец Владимир накрыл его голову узким серебристым фартуком, что-то нараспев проговорил. Затем подставил Фомину под губы толстую книгу в кожаном переплете, холодный, металлический крест. Потом, отец Владимир дал Фомину причастие, чрезвычайно аккуратно переливая дары из ложечки в рот.
- Ну, вот и все! - сказал отец Владимир. Глаза его светились тихим светом.
- Спасибо, - сказал Фомин.
- Не надо ничего говорить! Полежите так. Вы сейчас вместе с Христом. Буквально - вместе. А я пойду. Всего доброго!
Фомин кивнул, прикрыв глаза.
Отец Владимир вышел в коридор, к сыновьям Фомина, сказал им, чтобы дали отцу какое-то время побыть одному. Николай и Михаил проводили священника к автомобилю.
- А ведь он крест над храмом помогал ставить, - говорил им отец Владимир, - вот ведь дело-то благодатное! Говорил - помнит меня. Только не было меня здесь тогда. С отцом Адамом видимо спутал, Царствие ему Небесное.
Проводив священника, они поднялись к отцу. Фомин лежал на кровати, смотрел в окно. Когда в комнату вошли дети, он перевел взгляд на них и улыбнулся.
- Ну, как? - спросил Николай.
- Хорошо. - тихо ответил отец и, подумав немного, сказал. - спокойно на душе стало. Хорошо.
- Так может супчика тебе разогреть? Поешь немного?
- Я бы съел чего-нибудь - ответил отец.
После еды Фомину захотелось спать. Сыновья, оставив его одного в комнате, ушли. Фомин еще какое-то время слышал, как они негромко переговаривались в коридоре.
Спал Фомин хорошо, почти ничего не болело и, проснувшись, он еще некоторое время лежал лицом к большому ковру, навешенному на стену, вспоминал слова священника о том, что он теперь "вместе с Христом". Потом Фомин, собравшись силами, не спеша повернулся лицом к окну, и тут же увидел человека, который сидел в кресле у дивана. Тот дремал, запрокинув голову на спинку кресла. Фомин не мог разглядеть лица гостя.
"Откуда этот человек, зачем он здесь, кто он? Может, зашел, когда я спал и, ожидая пробуждения, сам прикорнул в кресле? Значит, он знает меня, и я его - тоже?"
- Ты кто? - спросил Фомин, дремлющего гостя.