К игровому театру. Лирический трактат

Первый наш итоговый показ состоялся в Ленинграде, на всесоюзном фестивале, посвященном Васильеву, и прошел триумфально. Я был счастлив, как может быть счастлив человек, увидавший воплощение своей мечты. Была у меня такая дурацкая блажь: я всю жизнь хотел, чтобы драматического артиста публика принимала так же, как эстрадную звезду или знаменитую балерину — чтобы их прерывали аплодисментами за каждую "высокую ноту" или "высокий прыжок", чтобы им кричали "Браво!" и "Бис!" и добивались бы повторения удачного жеста или эффектного словесного пассажа. В Ленинграде мы показывали "Класс-концерт", то есть чистый тренинг в виде попурри из простых актерских упражнений, и, представьте себе, все было, как в самых смелых моих чаяниях: на петербургскую сцену выходила наша московская Варя, надевала черные перчатки до локтей, небрежно объявляла свою импровизацию в стиле Тулуз-Лотрека, и ее встречал в буквальном смысле обвал оваций; движение мизинца вызывало взрыв смеха, приподнятая бровь или опущенный уголок рта и опять то же самое, а уж канкан а ля Иветт Гильбер просто не мог пройти без вышеупомянутых требований заведенного зрителя; выходил на площадку наш Марлон Брандо — эстонец Юло Вихма — выдавал импровизацию в стиле Сальвадора Дали, и в амфитеатре зрительного зала люди принимались стонать от переполнившего их восторга; когда же в финале мы показали с помощью Васильевских артистов свой коронный номер — фугу на тему "Трех сестер" Чехова, — тут уж проняло и самого нашего хозяина. Он сделал все, что от него требовалось — растрогался, восхитился и купился, попавшись на приготовленный нами трюк, как мальчишка. Он сделал больше, чем ему полагалось по программе: пригласил после спектакля весь наш семинар и долго говорил с участниками семинара о проблемах высокого искусства. Без скидок. Как с равными.

Потом была следующая сессия — русская, зимняя, чистая как воздух в морозном бору: в белоснежном зале, в белоснежных костюмах, под белогвардейскую музыку Мориса Жарра мы импровизировали по жребию на темы пастернаковского "Доктора Живаго". Показ прошел прекрасно, но Васильев прореагировал на него весьма оригинально — взял и не явился на экзамен. То ли с целью наказания неизвестно за что. То ли по причине раздражения непонятно чем.

Третья сессия, посвященная весне театра — комедии дель'арте, была исполнена технического блеска и крепнущего мастерства: дерзкие импровизации осмелевших актеров, наглый переход на итальянский язык (ла белиссима лингва итальяна), вызывающая экстравагантность стильных костюмов XVIII века, виртуозно изготовленных самими студийцами из плиссерованных газет времен сомнительной горбачевской перестройки и тут же, на глазах у зрителей, порванных в клочья во время исполнения финальной тарантеллы под названием "Ах, Борис, Борис, Борис! Ты не прав, ты не прав", — все это не могло не нравиться публике, не могло не доставить удовольствия и самому Васильеву, который на этот раз не лишил нас чести своего личного присутствия. В какой-то момент мне даже показалось, что он пожалел о пропущенном зимнем показе...

Во всяком случае через несколько дней он подошел ко мне и предложил летнюю сессию провести на севере Италии: соединим наших артистов с итальянскими, по 18 человек с каждой стороны, подберем соответствующий итальянский репертуар, и месяц вы проведете в каком-нибудь старинном ломбардском замке или в прекрасном небольшом театрике с партером, амфитеатром, ложами и ярусами, я уже присмотрел там для вас один такой — точная мини-копия одесской оперы. А какая польза будет для артистов: русские практически познакомятся с итальянской школой, а итальянцы — с русской. Может быть, вы не хотите, чтобы ваши ученики поехали за границу? Это был удар ниже пояса, и я вынужден был согласиться. Но мне никак не улыбалась перспектива ехать в Тулу со своим самоваром.

Это вы, Анатолий Александрович, ездите в Италию с Пиранделло. Я повезу туда русских актеров и только русского автора. Тем более, что по программе у нас на лето намечена работа над платоновским "Чевенгуром". Более русского и более неизведанного писателя мы не найдем, и это будет прекрасная сенсация (вы ведь любите сенсации, а?), — Андрей Платонов в Италии...

Но итальянцы, наверно, и не слыхали о Платонове...

А вот тут, Анатолий Александрович, вы, извините, глубоко заблуждаетесь: именно в Италии был впервые издан "Чевенгур" на русском языке — в середине 50-х, когда у нас, на его родине, о Платонове наглухо забыли и вспоминать не осмеливались...

А если нет итальянского перевода?

Есть, есть, не выдумывайте. В Италии все есть. Предупредим, чтобы на конкурс допускали только тех итальянских артистов, которые читали "Чевенгур" и баста.

И ровно через месяц мы уже репетировали Платонова в тихой горной деревушке Лонжано, в прекрасно оборудованном театре с великолепными итальянскими артистами, которых мне удалось отобрать на конкурсе; они не только читали Платонова, но любили безумно и понимали его не хуже русских.