К истокам кровавой реки (СИ)

Люди стояли, потрясенные, медленно приходя в себя.Кто-то начал хлопать, прочие подхватили. Старик с бакенбардами с резвостью, которую трудно было ожидать от человека его лет, вскочил на трибуну и выкрикнул пронзительно:

- Это Серато! Только он мог играть так!

- Серато! - грянуло в ответ.

Люди сбились у трибуны. Серато слегка улыбнулся, голоса его было уже не слышно в общем шуме, видно только, как он жестами просил дать ему дорогу. Публика нехотя расступилась. Судья, что-то сообразив, взялся за молоток. Прокурор кричал, напрасно пытаясь перекрыть общий шум:

- Задержать! Задержать!

Судебные приставы бодро ринулись сквозь толпу на поиски Серато Орбана. Успехом это мероприятие не увенчалось. Музыкант, появившийся из ниоткуда, исчез в никуда. Приставы разводили руками, прокурор рвал и метал, судья стучал молотком и одновременно изо всех сил напускал на себя важный вид.

А публика понемногу начинала скандировать:

- Освободить! Невиновна!

Судебные приставы напрасно напирали на толпу. Охранники попробовали увести подсудимую, но толпа взвыла таким яростным воплем, что судья подал знак оставаться на местах.

- Господа! - взывал он. - Господа, нужно дождаться отпечатков пальцев и решения суда!

- Освободить! - кричали в ответ.

- Господа, поступать нужно по закону!

- Невиновна! Освободить! Оправдать!

Откуда-то уже доносилась та самая песня. Судья стукнул по столу молотком, придвинул к себе какой-то документ, черкнул подпись, громко начал читать. Сквозь общий гул еле прорывались отдельные слова:

- Временно изменить…освободить из-под стражи…

Но люди не вникали в эти юридические нюансы. В зале радостно вскрикнули, крик подхватили в коридоре суда и снаружи на улице:

- Оправдана!

 

Данияра вытащила за собой толпа. Пробиться через людскую массу не получилось бы и у библейского Самсона, докричаться до судейского возвышения тоже было невозможно. Он с трудом смог увидеть, как Аза первым делом поднимает руку к голове, вытаскивает шпильки и встряхивает освобождённой копной волос, а потом в сопровождении адвоката выходит из зала, как толпятся вокруг репортёры и фотографы. Данияр даже не обозлился на адвоката - в конце концов, тот действительно сделал все, что в его силах.

Сам он мог только стараться удержаться на ногах. В коридоре дышалось посвободнее, но у дверей людей опять набилось, как селедок в бочке, выходящие еле протискивались наружу. Данияр чуть не наступил на человека, не сумевшего устоять, ухватил упавшего за воротник, свободной рукой расталкивая людей вокруг:

-Да дайте же выйти! Затоптать готовы!

Очередная человеческая порция выплеснулась за порог, тут дышалось свободнее. Данияр все так же за шиворот стащил своего подопечного со ступенек и только тут смог заглянуть ему в лицо.

- Грабец!

Это действительно был поэт, и на ноги он не вставал потому, что уже не вязал лыка. Перегаром от него несло так, что трезвенника Данияра даже замутило. Он оглянулся - люди окружали автомобильную стоянку, туда он бы точно не протиснулся, да и Грабеца бросать было нельзя. Стоило перестать подтягивать его вверх за шкирку, и поэт немедленно обнаруживал поползновение плюхнуться наземь.

Чтобы вызвать такси, Грабеца пришлось волочь на соседнюю улицу. Шофер посмотрел на полубесчувственного поэта с подозрением, но после того, как ему заплатили вперед, помог втащить пассажира на сиденье и даже придать ему относительно устойчивое положение. Грабец хлопал глазами и адрес назвал не сразу.

- Ну что, едем? - спросил шофер, когда из Грабеца удалось выжать произнесенное по слогам название улицы. - Далеко, знаете ли!

- Едем, - кивнул Данияр, оглянувшись на площадь. Погода не баловала, над городом нависли тучи, но толпа ликующих людей не расходилась. Только автомобильная стоянка все равно была уже пуста.

 

Прошел не один час, пока Грабеца удалось довезти до дома и сдать на руки сестре, почтенной сухощавой пани. Добродетельная пожилая дама сердито сверкнула на Данияра глазами, приняв его за более выносливого собутыльника, потом переключилась на брата:

- Арсен! Ты опять безбожно пьян!

- Зосенька, не безбожно, а - божественно, - пробормотал Грабец, со счастливой улыбкой сползая по стене. - Люди, понимаешь… Главное - сердце, понимаешь? Знания это только приправа… А сердце это закваска. И оно у нас есть. Оказывается, есть…

- Шли бы вы домой, молодой человек, - недружелюбно сказала пани Софья Данияру. Тот коротко попрощался и вышел. Впрочем, Грабец вряд ли это заметил.

 

У особняка Азы толпились газетчики, журналисты и просто зеваки. Данияр попытался их перестоять, но не смог. Дозвониться из телефона-автомата на почте тоже не вышло, трубку просто не брали. В общем-то, этого следовало ожидать.

До своего дома он добрался только поздним вечером. В подъезде горел свет, за столом сидела консьержка и смотрела подозрительно, совсем как пани Софья.

- Меня не спрашивала никакая дама? - с надеждой спросил Данияр, надеясь, что к нему могли послать Софи. Консьержка поджала губы, будто ей предлагали принять участие в оргии:

- Дама? Нет, никоим образом!