К истокам кровавой реки (СИ)

- Вестин, я думаю о мальчике, который живет с вами, - Випсана отвернулась к окну и теперь говорила вслух. У нее был низкий отрывистый голос.

- Он уже почти вырос…

- В том-то и дело. Я ценю жизнь, любую. Особенно тех, кто живет не по привычке. Мальчик очень отличается от своих ровесников, если я заметила, то другие… Брат моего Веррия, например. Я думаю, уж он-то точно заметил.

- Почему ты говоришь мне это?

- Я же сказала - я ценю жизнь. Все, прощай…

Мимо прошелестели блестящие крылья, Випсана пронеслась так тихо и быстро, будто не шла, а летела по воздуху.

Неудивительно, что она в вечной конфронтации с деверем, размышлял Авий, возвращаясь в дом. Она будто и правда принадлежит прежним временам.

Но и правда, если отличие Моисея от выворотней заметила Випсана, то всем остальным это тоже скоро станет ясно, как полдень. И как быть? Он добровольно не бросит умирающую мать, и не захочет оставлять свою девчонку. Вот-вот разразится катастрофа, причем и для него, Авия, тоже. Потому что нельзя не привязаться к ребенку, выросшему у тебя на глазах, даже если отец этого ребенка лишил тебя всего, а может, именно поэтому. Что там Випсана говорила о великодушии? Оно имеет смысл, если ты живешь не по привычке. Или же оно имеет смысл именно сейчас, и этот смысл придает бойня?

 

Ихазели стало лучше в середине ночи.

Вылазка закончилась после заката, и получилась не слишком удачной - в этот раз непрошеные гости бросились прятаться не к выходу из котловины, а по лесам на склонах. Из-за близости ночи вытурить всех не удалось, атаку решено было повторить на следующий день после грозы, когда карабкаться по косогорам будет несподручно.

Ихазели об этом он не рассказывал. С началом кровохарканья она стала видимо безразлична к противостоянию первожителей и поселенцев, но лишь внешне. Не раз, думая, что ее не слышат, она шептала:

- Я-то умру, а он?

Поэтому специально ей не рассказывали ничего, иногда она отстранялась даже от повседневных замечаний вроде: “опять на стенах неспокойно”, иногда с болезненным вниманием прислушивалась к шуму за стенами, но стоило начать объяснять ей обстановку, как она отмахивалась:

- Не хочу ничего об этом слышать!

Посреди ночи она проснулась, чувствуя себя почти здоровой, с нормальным дыханием, и поэтому в хорошем настроении. На расспросы отвечала только:

- Я видела чудесный сон.

Ночи обычно тянулись бесконечно долго, причем для всех - и для людей, и для первожителей, как будто само тело сохранило древнюю память о кратких часах темноты и отдыха, после которых хочется скорее выйти на свет и простор. В этот раз Ихазель повторяла:

- Не хочу видеть солнце, не хочу, чтобы наступал этот день.

Но день пришел, забрезжил серебром из-за гор, пустил полосу света по горизонту, выбелил снежные шапки на соседних кольцевых кратерах. Авий немного побродил по долине в поисках своего воспитанника, никого не встретил, не считая выворотней, и вернулся домой.

Ихазель проснулась и сидела перед зеркалом, прикладывая янтарные бусы то ко лбу, то к шее.

- Думаю, как будет лучше. Не так облачались женщины из нашего рода перед смертью, но мне-то выбирать не приходится.

Авий смолчал. Он давно знал, что все попытки ободрить или пожалеть приведут только к горьким слезам. Видимо, машинально он все же промерцал теплыми утешительными оттенками, а Ихазель заметила их в зеркале.

- Не надо, - сказала она, не оборачиваясь. - Я ни на что не надеюсь. В юности мечтала то о звезде с неба, - она нехорошо усмехнулась, - то о сокровище дракона в горной пещере. Дракон это чудище из сказок… догадайся, кто мне их рассказывал. Оно проклято, драконье золото, обернулось жизнью в норе, как у зверя затравленного, да под конец чахоткой. Ночью мне снилось, что я опять маленькая девочка, стою в соборе, святом, непоруганном…

Очередной приступ кашля заставил ее прерваться.

- Не надо тебе говорить, помолчи, ты же себе вредишь!

- Больше… чем я навредила… уже невозможно, - с усилием выдохнула Ихазель. - А под утро мне Луна снилась, мертвая, от края и до края, ни Моря Великого, ни Теплых прудов - все покрыто пустыней, везде черное небо. И Земля снилась, дома небывало высокие, оружие мощное - им не горный город, им летающую машину, что парит выше облаков, погубить можно. Сошлись армии великие, дым поднялся от пожаров, города рассыпались в прах - и остался ли кто живой, того не знаю. Может, и к лучшему оно, пусть ни на Земле, ни на Луне никого не будет, только звезды чисты, только смерть хороша! Песню что ли спеть, развеять печаль…

Она откашлялась и запела, голос звучал хрипло и немузыкально:

…Обо мне вы, други, не скорбите,

Схороните на родной земле…

В этот раз приступ кашля был таким, что ее скрутило пополам, а на платье закапала кровь, сначала несколько капель, затем струйка, затем поток - и его было уже не остановить. Авий метнулся за водой, но Ихазель остановила его жестом, указывая в сторону двери. Просила ли она этим позаботиться о своем сыне? Он решил, что да.

- Я все знаю, я все сделаю…