К истокам кровавой реки (СИ)

Девушка сидит перед зеркалом и дрожащими руками перебирает косметику. Раньше накладывание макияжа никогда не вызывало затруднений, сейчас ее не устраивает абсолютно все. Яркие краски кажутся ей вульгарными, нежные пастельные слишком бледными. Она знает, что и так неотразима, но теперь ей нужно быть прекрасной, как никогда, а под глазами круги и румянца нет… проклятая бессонница.

Гримерная обставлена новой мебелью совсем недавно, поэтому к привычным запахам духов, пудры, цветов, а также пыли - куда от этого денешься в театре! - здесь совсем неуловимо пахнет свежей древесиной. Как будто не лампа светит у большого зеркала, а настоящее солнце, как будто вокруг лес… она давно не была в лесу. В одно из их свиданий, безнадежный и неисправимый романтик, он уговорил ее побродить по лесу под Вислой. С тех пор она наблюдала дикую природу в крайнем случае с балкона какого-нибудь экзотического отеля - кому же охота таскаться по бурелому, вытряхивать из обуви хвою, царапать руки об ветки.

Горничная докладывает:

- Господин Северин, сударыня.

Все-таки пришел! Аза говорит:

- Проси.

Дрожит голос, не дрожит - этого она уже не понимает, даже свое отражение в зеркале не может оценить - хорошо ли она выглядит. Господи, да что с ней! Она певица, она - актриса, она уже привыкла не проживать, а поигрывать определенные моменты.

Марк входит обычной стремительной походкой, в гримерной словно проносится дуновение свежего ветра, у Азы, как всегда в его присутствии, возникает ощущение уверенности и защищенности… но сейчас это чувство мнимое. Если бы все было, как раньше, он бы уже сжимал ее в объятиях, даже не озаботившись запереть за собой дверь. Теперь же он останавливается в нескольких шагах, даже не присаживается, будто подчеркивая, что в любую минуту готов уйти.

- Привет.

- Ты все-таки пришел, - шепчет Аза. Может, все еще образуется, он обнимет ее, скажет, что был страшно занят, предложит сбежать с ним куда-нибудь сразу после выступления, или даже наплевав на выступление.

- Ну да, ты же звонила.

- Даже не один раз, - говорит она с упреком.

- Восемнадцать звонков. Семь писем. Пять телеграмм. И это меньше чем за неделю.

- Я не думала, что так много, - Аза чувствует, что начинает оправдываться. Обида из-за унизительного перечисления помогает собраться с силами и она опять бросается в наступление:

- А если бы ты ответил на первый звонок или письмо, следующих бы не понадобилось.

- Я не был дома и вообще в Варшаве, готовился к отъезду. Твой последний звонок застал меня в городе.

- Почему я так узнаю о твоем отъезде? - голос изменяет ей, она может говорить только шепотом. - Почему не раньше? Почему мне об этом сообщают чужие люди, этот твой дружок, с которым ты меня познакомил? Почему я слышу о твоем отъезде от него?

Марк хмурится. Мало кому нравится, когда его осыпают упреками.

- Он не дружок, а мой лучший друг и родственник, между прочим.

- Все равно. Почему ты говоришь мне только сейчас?

- Ну… я не думал, что тебе это будет интересно.

- Будет.

- Да? - он, видимо, тоже решает, что лучший вид обороны наступление. - Когда закрыли мою программу на телевидении, ты даже из приличия не посочувствовала.

Да, это Аза помнит. Программа, которую вел Марк, перестала выходить несколько месяцев назад - специальные исследования показали, что рассказы о туризме и путешествиях не пользуются популярностью у населения. У нее-то точно нет, она иногда смотрела передачи ради Марка. Надо думать, другие женщины тоже, молодому красивому репортеру пачками приходили письма от назойливых поклонниц, так что когда программа закрылась, Аза только вздохнула с облегчением.

- Ты же можешь не работать, у тебя есть деньги!

- Я не могу не работать! Ну вот давай ты бросишь петь!

- А… - она она не находит, что ответить. Слова “На что я тогда буду жить так, как привыкла” прозвучат слишком приземленно, соврать, что она любит пение и не может без него жить, тоже убедительно не получится. Правдой будет то, что слава великой певицы дает ей богатство и ощущение власти над толпой, над поклонниками, над обществом.

Только не над Марком.

- Вот видишь, - говорит Марк, который, кажется, искренне думает, что она любит искусство. - Так и я не могу, это была часть моей жизни. И я уверен, что исследования врали, программу люди смотрели с удовольствием. Просто понадобилось заполнить сетку очередной ерундой не то о моде, не то о еще какой-то чепухе. И так ни одной научно-популярной передачи не осталось, а теперь им путешествия помешали.

Он говорит увлеченно, с горящими глазами, Аза немедля чувствует укол ревности, как всегда, когда он думает не о ней.

- Так куда теперь ты собираешься?

- Не поверишь - на Луну.

От неожиданности она смеется, хотя еще минуту назад была ближе к слезам, чем к смеху.

- Нет, скажи серьезно - опять в Гималаи, в Новую Зеландию, к Йеллоустоуну? Куда, чтобы вот так непременно срочно, и чтобы я не могла с тобой поехать?

- А я серьезно, - отвечает Марк без тени улыбки.- Землю всю объездил, очередь за Луной.

- А почему не сразу на Солнце?

- Не говори глупостей, - морщится Марк, - это нереально.