К истокам Нила

25 марта 1869 года, до начала дождливого сезона, когда путешествовать становится невозможно, экспедиция Швейнфурта отправилась из Мешры к главной зерибе Гаттаса. Подобно гигантскому червяку, извивался по болотистой местности, растянувшись на много километров, караван из пятисот человек — впереди несли святое знамя ислама, охраняемое двумястами ружьями от возможного нападения живущих в этой местности динка. Все грузы покачивались на головах носильщиков, поскольку в этих широтах человек — единственно возможное средство их транспортировки: лошади, ослы, верблюды и волы рано или поздно становились жертвами мухи цеце.

Зериба Гаттаса оказалась значительным скоплением хижин, построенных так, как принято у динка: центральная часть окружена высоким частоколом. Вокруг селения расстилались обширные поля, где выращивали сорго, маниок, дыни и плоды бамия[100]; их обрабатывали насильно переселенные сюда динка — в результате эти поля в основном удовлетворяли потребности в продовольствии примерно для тысячи жителей зерибы.

После того как Брён-Ролле и Мальзак открыли эти места, прилегающие к Эль-Газаль, богатые слоновой костью, немало хартумских торговцев и спекулянтов — как «турок», так и европейцев, последовало за ними. Они сделали свои фактории складами слоновой кости, боеприпасов, продовольствия, товаров для меновой торговли, а впоследствии и рабов. При этом о судьбе местного населения никто и не думал. Вождей ставили в полную зависимость от купцов, а остальных принуждали отдавать белым продукты и служить носильщиками.

Хозяином в зерибе был управляющий, опиравшийся на подкупленных лиц из числа местного населения. Он же мог сместить старейшину в селении, если тот отказывался подчиниться его приказаниям. Он же произвольно устанавливал размер дани и назначал на работы. Со временем даже выработалось своего рода «зерибное право», которое по возможности соблюдалось всеми соперниками, дабы не допускать вооруженных столкновений, имевших тяжелые последствия — разумеется, отражалось все это в первую очередь на местном населении. Территория страны оказалась поделена между владельцами зериб, и каждый из них претендовал на определенную местность, считая ее своим «владением». Там он и предпринимал свои грабительские вылазки. Дороги, ведущие в глубь страны, можно было использовать лишь с разрешения владельцев зериб. Соответственно практически лишь «владельцы» конкретных территорий могли осваивать новые рынки в глубинных районах — остальным же приходилось уважать право такого «феодала» на эти рынки.

Каждый год управляющие зерибамн совершали разбойничьи набеги на скотоводческие хозяйства динка, которые не дали себя поработить в отличие от своих соседей — джур, бонго и митту. Но и здесь каждая зериба ревниво охраняла свое «право на угон скота!» Вот как Швейнфурт описал события, происшедшие после того, как на заре был окружен мурах, где, по его оценкам, в одном загоне было согнано до трех тысяч голов скота: «Вдруг поднялась невероятная суматоха, и, боясь попасть друг другу по ногам (а именно таков обычный итог их стрелкового мастерства), солдаты огласили воздух звуками нескончаемой, бесцельной пальбы — с целью напугать осажденных. Этого обычно достаточно, чтобы нагнать страху на туземцев, и те уже рады воспользоваться проходом, который осаждающие милостиво оставляют специально для них. У динка, если только их никто не предупредил заранее, вместе со стадами находится лишь столько работников, сколько требуется для ухода за скотом. Женщины и дети живут в хижинах вдали отсюда и редко попадают в руки разбойников».

На этот раз у реки Тондж Гаттасу досталась незначительная добыча—40 голов скота, а ведь за год до того его людям удалось захватить до 8 тысяч голов! Но тут динка сумели вовремя уйти в недоступные болота вместе со стадом и с членами своих семей. Гаттасу пришлось под насмешки окружающих покупать награбленный скот в других зерибах. На год нужно было примерно 2000 голов скота — чтобы прокормить всю эту разношерстную компанию, отребье, собравшееся в зерибе.

«Гнусные пособники, сводники и укрыватели краденого в этой преступной торговле — это джелябы, профессиональные работорговцы, которые находят себе приют в любой зерибе, и, подобно ленивым трутням, питающимся тем, что добыто в поте лица другими, они потребляют на правах сотрапезников все, что отнято у негров. Торгуют эти джелябы хлопчатобумажными изделиями, мылом, красными фесками, ружьями, зеркальцами, сушеными луковицами, медными кольцами и бисером, изречениями из корана и амулетами, а то — рабами и рабынями, молодыми и старыми, и, наконец, скотом, козами и овцами — короче, всем, в зависимости от предоставившегося случая».