К истории последних дней Временного Правительства

Самое содержание беседы А. Ф. Керенский излагает так: «Прежде всего Дан заявил мне, что они осведомлены гораздо лучше меня и что я преувеличиваю события под влиянием сообщений моего реакционного штаба. Затем он сообщил, что неприятная для „самолюбия правительства“ резолюция большинства Совета Республики чрезвычайно полезна и существенна для „перелома настроения в массах“, что эффект ее „уже сказывается“, и что теперь влияние большевистской пропаганды будет „быстро падать“. С другой стороны, по его словам, сами большевики в переговорах с лидерами советского большинства изъявили готовность „подчиниться воле большинства советов“, что они готовы „завтра же“ предпринять все меры, чтобы потушить восстание, „вспыхнувшее помимо их желания, без их санкции“. В заключение Дан, упомянув, что большевики „завтра же“ (все завтра) распустят свой военный штаб, заявил мне, что все принятые мною меры к подавлению восстания только „раздражают массы“ и что вообще я своим „вмешательством“ лишь „мешаю представителям большинства советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания“».

А. Ф. Керенский пишет, что «не может сейчас воспроизвести заявления Дана в его собственных выражениях». Не знаю, что после этого дает ему право привести целый ряд слов и фраз в кавычках, придающих им вид именно моих «собственных выражений». Но это-сравнительно мелочь. Важно же то, что в передаче А. Ф. Керенского весь основной смысл беседы искажен до неузнаваемости.

Я уже сказал, что мы приехали с вполне определенным и конкретным предложением Временному Правительству: немедленно принять весьма существенные решения по вопросу о войне, земле и Учредительном Собрании и немедленно оповестить об этих решениях население рассылкой телеграмм и расклейкой афиш. Мы настаивали, что это непременно должно быть сделано тою же ночью, так, чтобы утром уже каждый солдат и каждый рабочий знали о решениях Временного Правительства. В плоскости этого решения и велась вся беседа Гоца и моя с Керенским. А в передаче Керенского об этом предложении даже не упоминается, как будто бы его и не было. Очевидно, взволнованное состояние Керенского достигло такой степени, что он плохо мог запомнить даже, о чем собственно шла речь.

А между тем, только в свете этого предложения становится понятной и приобретает смысл вся «историческая» беседа. Мы с Гоцем, действительно, говорили о заблуждении, в которое вводит Керенского «реакционный штаб». Но говорили мы это в том смысле, что штаб обманывает правительство, – а может быть, обманывается и сам, – уверяя, будто у него имеются какие-то «верные части», достаточные для того, чтобы в открытом бою победить большевиков; мы прибавляли и то, что «реакционный штаб» ослеплен своим тяготением к «сильной власти» военщины и, строя иллюзии насчет легкости справиться с большевистским восстанием, быть может, потому и убаюкивает правительство ссылками на то, что сил у него достаточно. Говорили мы и о полезности резолюции Совета Республики и переломе настроения в массах. Но говорили, конечно, не в том смысле, что он «уже отказывается»-как бы это могло быть, когда, по свидетельству самого Керенского, резолюция не могла быть принята «до позднего вечера» и никакие «массы» о ней и знать ничего не могли? – а в том, что принятие и выполнение правительством нашего предложения вызовет в настроении масс перелом, и что в этом случае можно будет надеяться на быстрое падение влияния большевистской пропаганды. Говорили мы и о подготовке восстания большевиками, только опять-таки не так, что оно «вспыхнуло помимо их желания», а так, что среди самих большевиков идут на этот счет сильные колебания, что масса большевиков не хочет и боится восстания, что поэтому принятие нашего предложения может и среди большевиков усилить течение в пользу ликвидации восстания (Надо отдать справедливость гоцлиберданам, – это было не глупо задумано. Внести разногласие в ряды руководителей восстания значит наполовину уже сорвать его. К счастью, вопреки утверждению Дана, «масса большевиков», за исключением отдельных колебавшихся товарищей, была настроена весьма решительно. И вряд ли произошло бы серьезное замешательство в рядах большевиков даже в том случае, если бы гоцлиберданам удалось уломать «непримиримого» Керенского. Ред.). Резко критиковали мы, наконец, и «все принятые меры к подавлению восстания», поскольку эти чисто военно-технические меры, без подведения под них прочного политического фундамента, казались нам и нелепыми, и не достигающими цели, и, пожалуй (я не помню, чтобы мы употребили это выражение), действительно только «раздражающими массы» без всякой реальной пользы для правительства. Мы упорно и горячо убеждали Керенского в том, что даже с точки зрения чисто военной борьбы с большевиками, она только тогда может иметь шансы на успех, когда солдаты-крестьяне будут твердо знать, что они защищают против большевиков мир и землю.

Таково было действительное содержание «исторической» беседы.