Кручёных работал над воспоминаниями о Маяковском, в основу которых легли его воспоминания «Наш выход» и неизданные выпуски «Живого Маяковского», в 1940-60-е гг. На протяжении всех последующих лет он неоднократно выступал в ГЛМ, Музее Маяковского, ЦГАЛИ с лекциями о молодом Маяковском и футуристах. Кручёных наговаривал на магнитофонную пленку отдельные отрывки из этого выступления 1959 г. и позднее, в начале 1960-х гг. Воспоминания первые опубликованы в: Память теперь многое разворачивает: Из литературного наследия Крученых /
(1) В последние годы жизни Каменский был парализован. По воспоминаниям Сетницкой, «А<лексей> Е<лисеевич> не ходит к нему, т. к. помнит его молодым, здоровым, рассказывающим ещё интереснее, чем Асеев и Маяковский. Его заслушивались, хотя он любил приврать» (Сетницкая О. Указ. соч. С. 183).
(2) Диспут состоялся 25 февраля 1912 г. См. об этом гл. «Первые в России вечера речетворцев» «Нашего выхода».
(3) Диспут состоялся 24 февраля 1913 г. См. об этом гл. «Первые в России вечера речетворцев» «Нашего выхода».
(4) См. гл. «Первые в России вечера речетворцев» «Нашего выхода».
(5) См.: Шаляпин Ф. И. Литературное наследство. Письма. Воспоминания. Т. I.
(6) Следует отметить, что с Шаляпиным Маяковского сравнивает и Жевержеев:
«На „генеральной“ Владимир Владимирович поразил меня своими исключительными сценическими данными. Рост, выразительная мимика чуть тронутого гримом лица, широта и пластичность жеста и, наконец, изумительный по тембру и силе голос. Вернувшись домой, я всё время расхваливал Маяковского как актёра, даже сравнивая его с „театральным кумиром“ тех лет Ф. И. Шаляпиным» (Жевержеев Л. Воспоминания // Маяковскому. С. 134–135).
В 1912 г. Мария Бурлюк по просьбе Маяковского занималась с ним пением и разучивала оперные арии; согласно её воспоминаниям, у Маяковского «было что-то вроде бассо-профундо»: «Пение в „Романовке“ под пианино с Марией Никифоровной не прошло бесследно. М. Н. помогла Владимиру Маяковскому, кроме ввода его в оперное искусство, в преддверье его тайн, также „поставить голос“, что пригодилось потом великому трибуну для его пламенных <…> речей; не речи, а производство» (см.: Бурлюк Д., Бурлюк М. Три главы из книги «Маяковский и его современники» // Бурлюк Д. Красная стрела. Посвящается светлой памяти Маяковского. Сборник-антология.
(7) Живой Маяковский. Разговоры Маяковского. Записал и собрал А. Крученых. Вып. I–III. M.:
(8) Кручёных приводит эту фразу в кн.: Живой Маяковский. Вып. III.
«Зная неравнодушие Маяковского ко всякого рода автоматическим ручкам, я выдернул из кармана великолепное перо, подаренное мне ко дню рождения Демьяном Бедным, с выгравированной надписью: „Смирнову-Сокольскому – от Демьяна“.
Маяковский впился в ручку и, явно завидуя, стал внимательно изучать её механизм. В то время перья эти были большой редкостью.
– Не завидуйте, Владимир Владимирович, – старался подтрунить и я, – со временем и вам такую же надпишут!
– А мне кто ж надпишет-то? – Шекспир умер!»
(Смирнов-Сокольский Н. Рассказы о книгах.
(9) См.: Библиография А. Блока /
(10) Кручёных писал об этом в кн.: Живой Маяковский. Вып. I.
«Маяковский положил в основу „чистки“ три самостоятельных критерия: 1) работу поэта над художественным словом, степень успешности в обработке этого слова, 2) современность поэта переживаемым событиям, 3) его поэтический стаж, верность своему призванию, постоянство в выполнении высокой миссии художника жизни…
Под углом зрения высказанных соображений дурную репутацию получили Адалис, Вячеслав Иванов, Анна Ахматова, группа „ничевоков“ и др.» (см.: Катанян В. Указ. соч. С. 223, 520).
(11) Ср. в «Облаке в штанах»: «Мир огромив мощью голоса, / иду – красивый, / двадцатидвухлетний».