К Колыме приговоренные

Надоел он всем, дальше некуда. Стали жаловаться на него председателю поссовета. А председатель поссовета смеётся: как же я его прищучу, если сами хороши. Хороши, не хороши, отвечают ему, но ведь невмоготу уже. На старух стал кидаться. Говорит, в гроб пора, а всё лясы точите.

Выручил известный в посёлке баламут Яшка. Приходит он однажды к этому Семеро-Гогелю и говорит:

— Дядя Ваня, нехорошие слухи ходят.

— Слухи, говоришь? Давай, выкладывай, — клюнул на Яшкину приманку Семеро-Гогель.

Яшка много не стал говорить, а сразу брякнул:

— Говорят, дядя Ваня, пьёшь ты сильно. Тётка Дарья, слышал вчера, так и сказала про тебя: запойный старикашка.

И посоветовал:

— Ты уж лучше втихаря, как говорят, под одеялом.

— Под каким одеялом? — вытаращил глаза на Яшку Семеро-Гогель. — Я же не пью.

— Пьёшь, не пьёшь, а раз говорят, пьёшь, значит, пьёшь, — резонно заметил Яшка.

После этого, расправившись с очередной жертвой, Семеро-Гогель ругал и тех, кто стоял рядом.

— Я покажу вам, как я пью! — кричал он.

И этим Семеро-Гогель всё испортил. Если раньше никому и в голову не приходило, что он пьёт, то теперь, не понимая его, многие стали в этом сомневаться. Обратили внимание на его красный нос, слезящиеся, как у алкоголика, глаза и нетвёрдую походку. А однажды, когда он расправился со своей новой жертвой, она ему выдала:

— Сам-то ты кто? Алкоголик несчастный!

Семеро-Гогеля как будто палкой ударили по голове: он зашатался, нелепо замахал руками, у него онемели ноги. Сгорбившись и что-то бормоча под нос, он скрылся в подъезде своего дома.

С тех пор Семеро-Гогеля никто не видел, а поселок зажил обычной жизнью.

5. Держись, профессор!

Приезд профессора оказался неожиданным. Ждали его вечером, приготовили для поездки в аэропорт машину, а он прикатил на попутке утром. Шофёр, передавая его нам, весело заверил:

— Не соскучитесь!

Из машины выскочил старикашка с маленькой, в три прутика, бородкой и ногами, похожими на две кривые палочки. Он тут же потребовал, чтобы его немедленно везли в поле, на рабочий объект. Митину, начальнику партии, едва удалось уговорить профессора сначала обустроиться с жильём. Когда же Митин предложил ему люксовый номер поселковой гостиницы, он стал страшно ругаться.

— Только в общежитие! К моим мальчикам! — категорически потребовал он.

А мальчики — это его студенты — тут же стайкой стояли в стороне и чему-то ухмылялись. О них мы уже знали всё: геология им была до лампочки, а практика у нас что свободное посещение лекций в институте.

Сначала профессор решил выяснить, как они питаются. Родом из деревни, он знал: работает тот, кто хорошо ест. Не обнаружив у них в комнате ничего, кроме одной банки тушёнки и батареи пустых бутылок, он ужасно расстроился. «Неужели, — не поверил он, — они так низко пали?» Поверил он в это ночью, когда студенты вернулись из ресторана.

Это был первый удар по профессору. Второй удар пришёлся в кабинете главного геолога Коровина. Появился у него профессор утром и сразу бросился в атаку:

— Полагаю, дорогой коллега, вы хорошо понимаете, что без науки, без её фундаментальных и прикладных исследований практика — голый ноль.

— Оно, конечно, — пробормотал Коровин и подумал: «Чёрт меня дёрнул с моими почками вчера выпить. Вот попробуй теперь с ним разговаривай». А профессор между тем продолжал:

— Не скрою, мы на кафедре глубоко изучили материалы по вашему району. И что вы думаете? У вас тут масса полезных ископаемых.

И он вскинул бородку на Коровина в ожидании его мнения.

— Когда как, — ни к селу, ни к городу ляпнул Коровин и вновь чертыхнулся.

А профессор не унимался:

— Вы думаете, я приехал сюда с пустыми руками? Глубоко ошибаетесь! Я привез договор о творческом содружестве с вами. Как вы на это смотрите? — и бородка профессора опять прыгнула на Коровина.

— Безо всяких, — не хватило на большее Коровина. От боли в боку у него потемнело в глазах, закружилась голова.

— Извините, профессор, — сказал он и вышел из кабинета.

Ничего не понявший профессор, оставшись один, долго ходил из угла в угол, что-то бормотал под нос, хватался за голову, но Коровина в этот день он так и не дождался.

Третий удар по профессору нанёс взрывник Груша. Этот подлец подсунул ему в поле человеческий череп, подобранный им на старом зэковском кладбище, где, как известно, покойников никогда глубоко не зарывали.

— Рванул я это на канаве, — врал Груша, — и вижу, ё-моё, череп летит. Думаю, чем чёрт не шутит, вдруг профессору сгодится.

— Сгодится? — вскричал профессор. — Да вы понимаете, что говорите? Это же ценнейшая археологическая находка.

И с торжественной нотой в голосе объявил:

— Товарищ Груша, вы вскрыли могильник первобытного человека.