Помпезное восшествие к себе на четвертый этаж на миг омрачилось представлением о плачевном состоянии моего гардероба. Мне не в чем отправиться на свидание с девушкой-звездой. Впрочем, меня мог бы выручить свидетельский костюм: владелец пиджака и брюк согласен был ждать до четверга, а хозяин обуви отсутствовал целую неделю, но что в таком случае я одену на следующую встречу? Выгладив брюки, я вернул арендованные вещи, а потом сел по-турецки на кровать и оглядел подоконник с оставленной на нем немытой сковородкой. Выход есть: взять деньги в долг у бутлегеров из триста двадцатой, поехать в новые торговые ряды на Петровке, купить там, отсчитывая сумму новенькими бумажками, хрум-хрум, ладные джинсы и черные казаки с усеченными носами, напялить на себя обнову, испытать продолжительный экстаз, чувствуя сковывающую ноги новизну, выпендриться перед Зорой, из ложной скромности не решаясь задать вопрос: «А какая джинсовая фирма тебе больше нравится?», вернуться домой, сесть в ту же позу и не знать, как рассчитываться с кредиторами.
По таким этапам я и пошел. Нетерпение визуального кайфа было так велико, что я попросил у продавщицы разрешения переодеться в глубине ее шатра за шторкой, а затем, держа в руке пакет, куда была свалена бывшая одежда, перешел через улицу к магазину, где работала неизвестная Л. Р. И там предстал у зеркала в новом, так сказать, жениховствующем обличье. Конечно, воздыхатели Зоры имеют сто очков вперед, потому как отобраны не случайно. Представляю, как Зора действует, включая в нужный момент свое всепобеждающее обаяние, которое незаметно превращает избранных ею обычных людей во взволнованных поклонников.
Эти не совсем, впрочем, обычные люди иногда останавливают свои замечательные автомобили около ее магазина и входят внутрь в развевающихся брюках, решительно выстукивая по полу каблуками дорогостоящих ботинок, чтобы, приблизившись к прилавку, за которым стоит молодая спелая девчонка с кокетливой улыбкой на лице, купить «Паркер» с корпусом под розовый мрамор, а еще, как оказывается, и затем, чтобы пригласить Зору поужинать или для начала просто сделать комплимент ее пребольшущим псевдонаивным глазам.
Принимает ли она приглашения, я догадываюсь, но не знаю наверняка: когда я спросил ее об этом, она рассмеялась и назвала меня «мальчиком», но не простым, а «милым», хотя я бы и тогда не обиделся. Невзирая на то что я не отворяю дверей перед теми, кто покупает у Зоры ручки с широкими золотыми перьями, не подаю им кофе и не тру тряпкой лобовые стекла их автомобилей, я все равно именно тот, кем назвала меня моя новая знакомая, и какое значение имеет, что твердит об этом мое самолюбие. Ведь человек не таков, каким он себя полагает, а таков, каким его видят окружающие, он представлен в обществе мнениями посторонних людей. Наверное, поэтому я никому и никогда не расскажу о своей собственной иерархии общества. Никому, в том числе и Зоре — на ее «мальчик» я улыбнулся и кивнул, и был ей искренне благодарен за то, что она идет со мной рядом, слушает мои пустячные истории, соглашается зайти в дешевое кафе, где нет даже стульев, поэтому я усаживаю ее на подоконник и с громким дребезгом придвигаю к ней стол на высокой куриной ноге.
— Значит, ты опечален тем, что в людях иссякает романтизм? — спрашивает она, без труда вылавливая рыбку из пруда — центральный мотив, звучащий в потемках моих предшествовавших повороту в кафе рассуждений. Не хочу показаться Зоре дураком. Достаточно славы оплывшего носа. Пока набираю воздух для очередного нырка в маняще-пугающий омут умозаключений, Зора говорит: «Я и вправду проголодалась». Она откусывает от пирога с черносливом и, жуя, поворачивает золотистую башенку, чтобы рассмотреть причину шума около кассы.
— Нет, Зора, я просто завидую нашим родителям. Когда они были молоды, даже государственный треп имел романтический привкус. Ты, наверное, видела плакатики с объявлениями метрополитена об обучении молодежи. Там есть такая фраза: «Машинистам и помощникам машинистов предоставляется бесплатная форменная одежда», — разрядкой выделено слово «бесплатная». В шестидесятых выделили бы не это, а следующее за ним слово. Сожалею, но культ профессий полностью обновился под влиянием денег.
— Можешь не продолжать: у меня отец полжизни промотал в экспедициях по Северу. Тогда тоже за словом «полярник» стояло понятие «полярки». Извини, что оспариваю, но, на мой взгляд, романтики — это глуповатые люди с необъезженным воображением. Воздушные замки возводить намного легче, чем строить реальные дома. Однако ни один мечтатель не откажется получить квартиру в Крылатском или Строгино.
— Я понял, ты считаешь романтическое мировоззрение упадочным. Оно такое и есть, в том смысле, что романтики вымирают даже быстрее, чем ремелиовладельцы. Но их достоинство не в идеалах, а в романтическом духе, которым они обладают. Им позволительно вообще не думать, потому что они — одухотворенные люди.