К морю Хвалисскому (СИ)

— Если ты имеешь в виду заморочившего голову всем бессмертным плута из урманской басни, — насмешливо улыбнулся критянин, — то из нас двоих честь короткого с ним знакомства принадлежит явно не мне. А я-то думал, что ты ценишь только победы, достигнутые доблестью!

Лютобор посмотрел на собеседника, и лицо его сделалось серьезным:

— Наш князь полагает, что сражение можно выиграть еще до того, как в воздух поднялась хоть одна стрела. Побеждает не тот, за кем большая сила, а тот, кто верит в победу и умеет удивить, то есть, поразить врага. Этот урок он хорошо усвоил после того, как вы, ромеи, пожгли ладьи его отца. Ты прав. Я обычно предпочитаю хитрости доблесть. Но когда речь идет о жизни или смерти, выбирать не приходится.

В нос Торопу попала какая-то мошка, и он оглушительно чихнул. В следующий миг рука наставника поймала его ухо:

— Ага, попался! И когда же ты научишься подбираться незаметно? А еще охотник называется!

— Что мы с ним сделаем? — сделав кровожадное лицо, поинтересовался Анастасий.

— Следовало бы, конечно, задницу надрать, но, боюсь, не поможет. Тем более, до нас уже пробовали.

— У меня есть идея получше, — поднял вверх указательный палец ромей. — Раз он все знает, возьму его на поруки, все равно мне нужен помощник.

— И то верно! А будет лениться или болтать вздумает, можешь на нем испробовать результат своих трудов!

В следующие дни Анастасий отгородился ото всех и, начисто забыв про свою хворь, с головой погрузился в работу. Мерянину ничего не оставалось, как выполнять его указания. Не то чтобы он всерьез воспринял угрозы наставника, просто не следовало отлынивать, когда рядом трудил себя до изнеможения еле оправившийся после болезни человек. Не собирался Тороп что-либо кому-либо говорить: и без того времени не хватало. К тому же, он и сам мало понимал, что за такую хитрость задумал его товарищ.

Первым делом критянин, опираясь на Торопово плечо, доковылял до кузни мастера Флора. Старик-херсонец, несмотря на свой строптивый нрав, чувствовал себя обязанным соплеменнику и не посмел отказать, хотя нынешняя просьба звучала не менее необычно, нежели предыдущая.

— Устройство сифонофоров — как не знать, — поскреб он опаленную огнем седую бороду. — Только чем ты их собрался наполнить, ума не приложу! Здесь, чай, нет ни смолы, ни нафты, и канифоль только та, что я держу в кузне для припою.

— Предоставь об этом позаботиться мне самому! — усмехнулся Анастасий.

Вернувшись, он долго копался в сбереженных Уланом тюках, пока, наконец, не извлек из груды какой-то, видимо, очень ценной трухи длинную стеклянную трубку, закрученную причудливой загогулиной. В следующие дни из его обиталища доносились какие-то странные звуки, временами там что-то вспыхивало или взрывалось, а в воздухе висел запах серы, к которому примешивался крепчайший винный дух.

— Вы что там, втихаря бражничаете? — пытался дознаться Твердята, временами просовывая в шатер свой длинный любопытный нос.

Прочие новгородцы и англы обходили шатер стороной и от греха подальше осеняли себя крестным знамением, а бездельник Белен, пребывавший в последние дни в наисквернейшем расположении духа, при виде каждой вспышки повторял, точно ученый скворец:

— Я же говорил, что здесь дело нечисто!

В то, что Анастасий — Чернобожий слуга, он основательно поверил еще после исцеления Гюльаим.

И хотя новгородцы давно привыкли Беленовы домыслы не воспринимать всерьез, на этот раз многие начали поговаривать, что как бы боярский племянник не оказался на этот раз прав! Встревоженный странным поведением юноши, вызывающим к тому же ненужное нынче брожение в умах, сразу после свершения обряда венчания в сопровождении боярина и двух старших братьев Органа к Анастасию пожаловал брат Ансельм.

— Сын мой! — обратился он к критянину. — На правах пастыря, охраняющего человеческие души от козней лукавого, позволь спросить, куда нынче устремлены твои помыслы и что значат эти противоестественные запахи, витающие над твоим жилищем?

Анастасий не стал ничего объяснять, а просто предложил монаху и его спутникам посмотреть, как работает придуманное им устройство.

Испытание назначили на утро и решили провести его на речном берегу подальше как от человеческого жилья, так и от любопытных глаз. Тороп помог критянину перенести туда все необходимое и отошел к зрителям, готовый по первому зову прийти на помощь.

Когда из трубки под напором вырвался столб огня, брат Ансельм перекрестился, хан Камчибек помянул своего предка Органу-ветра, а Вышата Сытенич и Лютобор удовлетворенно переглянулись: что-то подобное они видели на море ромейском.

— Это все, что я сумел! — виновато улыбнулся Анастасий. — Конечно, это просто игрушки, разрушительной силы совсем никакой. Да и огнеметные трубки какие-то кургузые получились. Была бы здесь черная нафта или побольше серы…

— Ничего! — ободрил его Лютобор. — Выглядит оно устрашающе и видно издалека! Хазар, надеюсь, впечатлит, а о большем не стоит и мечтать!

— Делайте, как знаете, — устало махнул рукой хан Камчибек. — Только вежу не спалите!