К морю Хвалисскому (СИ)

– Да они вроде мирно толковали. О чем-то, кажется, договаривались. А уж как Малик к ромею льнул – ну чисто твой котенок.

– Вот-вот! – подхватил Твердята. – Давеча с ромеем о чем-то сговаривался, нынче с булгарами совет неизвестно о чем держит. Как я и говорил. А на торжище. Беседует по полдня с купцами из Хорезма и Мерва и хоть бы раз что-нибудь купил!

– Ну почему же ничего, – не согласился с товарищем Путша. – Вчера, например, венец купил, который наша боярышня в первый день примеряла.

– Что? – Твердята подавился пирогом и закашлялся.

– А ты ничего не спутал?

На лице Тальца глубочайшее смятение смешалось с досадой. На какие ухищрения ему пришлось пуститься, чтобы купить для любимой пустяковую привеску, а его товарищ, глазом не моргнув, покупает баснословно дорогую вещь, даже не ведая, захочет ли принять от него красавица подобный дар.

– Это сколько же боярин Лютобору серебра отвалил? – почесал затылок Твердята.

Он уже справился с кашлем, но теперь на него напала отчаянная икота.

– Ну, причем тут боярин? – возмутился Тороп. – После битвы Лютобору достались доспехи и меч Гудмунда, и топор того здоровяка, и еще кое-что, а это все тоже чего-то стоит!

– Стоить оно может и стоит, – возразил ему Твердята. – Только и меч, и кольчуга, и топор как лежали, так и лежат у нас под палубой. Я нынче утром смотрел.

– Это не боярское серебро, – неожиданно сказал Талец.

– А чье же?

Воин снисходительно улыбнулся.

– Да ну тебя совсем! – взорвался Твердята. – Совсем одурел от жары! Разве человек, у которого есть казна, станет с утра до ночи ворочать весло да таскать с места на место хозяйские сороки.

– А разве с человеком вроде нас с тобой станут так запросто разговаривать люди положения хана Азамата?

– Ну, допустим, он, как ты говоришь, богат и знатен, – не сдавался Твердята. – Тогда зачем он с нами отправился?

– Известное дело, зачем, – глаза у Тальца сделались ласковыми, верно, вспомнил свою Воавр. – Чего не сделаешь ради девичьей красы.

– Но почему же он тогда не откроется? – спросил Путша. – Знай Мурава Вышатьевна, кто он, она была бы к нему более благосклонна.

– Плохо ты ее знаешь, – усмехнулся Талец, – если думаешь, что богатство и знатный род имеют для нее значение.

– А Белен? – поддержал Путшу Твердята. – Почему Лютобор так безропотно сносит все его нападки?

– Ну насчет того, что безропотно, ты сильно преувеличиваешь, уж кто-кто, а Лютобор умеет за себя постоять. А вот зачем? – Талец снова выпустил улыбку из-под жесткой щетки усов. – Думаю, Лютобору зачем-то нужно, чтобы его считали простым ратником, ватажником богатого купца. Да только… Вы когда-нибудь видели, чтобы пардус спрятал свои пятна?

Вскоре после того, как гридни вернулись к ладьям, на дороге показался Лютобор. Выглядел он озабоченно. Неизвестно, о чем они там говорили с булгарскими вельможами, но, едва успев перехватить на ходу какую-то снедь, он засобирался в дорогу. Пятнистый Малик, которому до смерти наскучил душный пыльный город, крутился у его ног, нетерпеливо переходя с места на место.

– Куда ты? – спросил у русса боярин.

– Поеду посмотрю на Камское устье.

– Что ты там забыл?

– Дело есть.

Твердята толкнул мерянина в бок, мол, я же говорил. Тороп только досадливо отмахнулся. Он знал, что близ устья Камы стоит летний стан царя Алмуша, куда булгарский владыка удалился после приема послов из каганата и где он принимал всех, с кем хотел поговорить с глазу на глаз без лишнего шума. Не туда ли, часом, собрался русс?

Еще о чем-то переговорив с Вышатой Сытеничем, Лютобор подошел к боярышне. Мурава сидела в тенечке и вышивала нарядную рубашку, кладя по алому шелку замысловатый узор. Для батюшки, верно, старалась, хотя Тороп не замечал, чтобы Вышата Сытенич особо уважал этот цвет.

– Уезжаешь? – спросила девица, не поднимая глаз от работы.

– К отплытию вернусь, – отозвался русс. – С нашим другом я обо всем договорился, – продолжал он, понизив голос. – Теперь бы придумать, как отвлечь стражу и чем бы закрыть луну. Послезавтра, чай, полнолуние.

Мурава мигом забыла про пяльцы.

– Господь вознаградит тебя за твою доброту, – воскликнула она, порывисто поднимаясь.

Лютобор усмехнулся, но усмешка вышла кривой.

– Этого человека знает Малик, – пояснил он, проводя рукой по холке пардуса.

– Он умеет выбирать друзей, – улыбнулась Мурава.

– Мудрость зверя священна, она от богов.

И вновь красавица и молодец говорили на разных языках, и верно потому на лицо Муравы вернулась грусть.

– С собой возьмешь? – спросила она, разглядывая пардуса, словно желая навсегда запечатлеть в памяти причудливый рисунок его пятен.

Темно-каштановые с золотыми нитями брови Лютобора сошлись на переносице:

– Об этом я и хотел с тобой поговорить. Когда я присягал на верность твоему отцу, я поклялся не только охранять его добро, но и обеспечивать твою безопасность. Позволь, чтобы в отсутствие моего меча его место занял Малик.

– Воля твоя, – кивнула головой боярышня. – С таким сторожем я не побоялась бы остаться одна ночью в темном лесу. Но скажи, от каких врагов твой пардус собирается меня оберегать? Разве Булгар не дружественная нам страна?