К морю Хвалисскому (СИ)

– Я сам забрался в силок и сам затянул петлю, – грустно улыбнулся юноша. – Путешествуя по городам халифата, я неоднократно сталкивался с враждебностью их жителей и несколько раз только чудом оставался жив. Про хазар же мне говорили, что они славятся своим дружелюбием и веротерпимостью, и потому я счел за великое благо, когда Булан бей предложил занять место в его караване.

По лицу пленника пробежала судорога.

– Так я лишился свободы, – продолжал он. – Трижды я уходил и трижды Булан бей меня возвращал, чтобы вновь и вновь задавать вопросы, на которые я никогда не знал и, верно, уже не узнаю ответа!

– На вопросы такого бесчестного человека не грех было бы ответить подобно тому, как ответил тирану Неарху Зенон из Элеи!

Все мужчины с удивлением обернулись, ибо эти слова, достойные воина и мужа, были произнесены никем иным, как новгородской боярышней.

И вновь больше всех был поражен Анастасий. Небось, не каждая дочь просвещенных ромеев могла бы припомнить не только, как отвечал на чьи-то там вопросы этот Зенон, но и кто он такой. Откуда молодому лекарю было знать, что боярская дочь учила ромейскую грамоту, водя маленьким пальчиком по строчкам «Диалогов» ромейского мудреца Платона, список которых валялся мертвым грузом на взятом ее отцом с бою корабле викингов. В доме боярина Вышаты хранилось еще немало книг, попавших туда зачастую самыми невероятными путями. Многие из них Мурава знала едва не наизусть.

В том ромейском трактате был рассказ про еще одного мудреца, который, будучи схвачен по обвинению в заговоре, не только ухитрился убедить своего врага, что прочими заговорщиками являются его ближайшие сподвижники, но и нашел в себе мужество в последнем броске лишить его жизни. Стоит ли говорить, что этот рассказ особенно любили слушать в дружинной избе.

– Зенона не зря называли двуязычным, – отозвался Анастасий, как только обрел способность говорить: ромей не был бы ромеем, если бы упустил случай показать свою ученость, – ибо он не только не считал ложь во имя благого дела грехом, но и был способен доказывать невозможные вещи. Разве способна черепаха уйти от преследующего ее Ахилла?!

Когда он произносил последние слова, в его голосе прозвучала обреченность, и даже Тороп, который понятия не имел, что такое черепаха и кто такой Ахилл, понял, что пленник имел в виду.

***

Тем временем маленький больной, увлекшись игрой, окончательно утратил чувство меры. Начисто забыв, что имеет дело не с домашним котенком, а с хищным и опасным зверем, он изловчился и схватил пардуса за хвост.

На мохнатой звериной морде проступило невообразимое выражение гнева, растерянности и обиды.

– Малик! Не тронь! – крикнул Лютобор, но было поздно.

Хотя пардус, несомненно, был благородным зверем, даже его самообладания не хватило, чтобы тотчас не наказать обнаглевшего человеческого детеныша. По счастью, русс обладал не менее молниеносной реакцией. Когти прошлись по его руке, и зверь, потрясенный тем, что причинил хозяину вред, резко отпрянул в сторону. Ажурный столик опасно накренился, блюдо с фруктами полетело вниз, липкий, тягучий шербет залил драгоценный ковер, а юный Ашина в изнеможении откинулся на подушки, зайдясь бесшумным хохотом – смеяться в полную силу ему не позволяли помятые ребра. Единственный из всех он ни чуточки не испугался.

– Никогда не встречал более умного и красивого зверя! – восхищенно воскликнул мальчуган, вытирая брызнувшие из глаз слезы. – Даже когда мы с отцом гостили этой зимой во дворце Хорезм шаха!

От Торопа не укрылось, что в тот миг, когда юный Ашина упомянул Хорезм, глаза Лютобора, пытавшегося объяснить расстроенному Малику, что тот ни в чем не виноват, странно блеснули, а пальцы руки, лежавшей на холке пардуса, вцепились зверю в шерсть. Впрочем, как обычно, воин быстро овладел собой и, когда заговорил, в его голосе звучало лишь вежливое, удивление:

– Неужто сей достойный правитель не развлекал своих гостей охотой? – В его глазах плясали знакомые Торопу золотые искры, но сейчас они были готовы в любой миг превратиться в смертоносную Перунову молнию. – Я слышал, что его ловчим пардусам нет равных в целом мире!

– Охотой больше развлекался Булан бей, – насупился Маттафий, – А моему отцу было недосуг. Не для того он был послан в Хорезм, чтобы проводить время в праздных забавах.

Судя по тому, как жадно Лютобор ловил каждое слово мальчика, ему очень важно было узнать, кем и, главное, зачем был послан в Хорезм почтенный Азария бен Моисей. Но, увы! Узорчатый полог шатра приподнялся, и внутрь вошел сам почтенный Ашина.

– Мой сын рассказывает о наших странствиях? – старец не обратил ни малейшего внимания на учиненный его сыном и пардусом погром. Его живые проницательные глаза внимательно разглядывали русса. Особенно долго взгляд хазарина почему-то задержался не на окровавленной руке воина, а на помеченном розоватым шрамом правом плече.