К нам осень не придёт (СИ)

— Как скажете, — он пожал плечами. — Брать вас силой или ползать на коленях и умолять о вашей благосклонности я точно не стану. Ведь мы с вами цивилизованные люди, а не дикари какие, не правда ли? Однако вы моя жена — я имею право требовать исполнение супружеского долга.

Анна отвернулась; на глазах её закипали слёзы гнева и отвращения, но она скорее готова была умереть, чем показать Левашёву свою слабость. Владимир некоторое время молча наблюдал за ней, затем развёл руками и насмешливо поклонился.

— Ну-с, вижу, вы не в духе, дорогая. Не смею больше докучать вам. Как только изволите сменить гнев на милость — буду счастлив доказать моё восхищение вашей красотой и решительностью.

«Никогда! — с яростью подумала Анна, прислушиваясь к его шагам. — Скорее выпрыгну в окно, чем позволю до меня дотронуться!»

Боже, что она наделала! Зачем согласилась связать судьбу с этим человеком, и как теперь от него избавиться? Анна понимала, что теперь, со смертью отца, в мире нет ни единого человека, который захотел бы выслушать её, понять и вступиться за неё.

И что будет с Элен?

* * *

Несколькими днями позже состоялся ещё один долгий, тягостный и бесполезный разговор с Еленой. Сестра хотя бы перестала обвинять себя во всех смертных грехах и в монастырь удаляться вроде бы раздумала. Но, тем не менее, Анна так и не смогла добиться, чтобы Элен переменила своё отношение к Левашёву. Сестра буквально обожествляла этого человека, он обладал какой-то необъяснимой властью над ней. И когда Анна, не стесняясь в выражениях, высказала Елене всё, что думает о нём — та буквально помертвела от ужаса, а затем вновь бросилась перед Анной на колени, винясь и моля простить Владимира и перестать гневаться на него. Елене и в голову не могло прийти, что дело тут не в злости и ревности — настолько она была ослеплена любовью и верила в своего возлюбленного.

В итоге Анне всё это начало страшно докучать. Ярость и возмущение сменились усталостью: ну, не она же виновата в глупости и слепоте Елены? Анна пыталась было заручиться поддержкой мачехи, упросить её убедить Элен в дрянности её героя — однако та отреагировала весьма холодно.

— Того, что случилось — не воротишь, моя милая, — бледное, напряжённое лицо Катерины Фёдоровны было похоже на гипсовую маску. — Ты, небось, злишься на Элен, ревнуешь, да и любая другая на твоём месте так же себя чувствовала бы. Однако ж, не ты первая, не ты последняя. Думаешь, тебя только муж не любит, да на других посматривает? Смиряйся, молись, а мужу пытайся угодить. Уж кто-кто, а я об этом не понаслышке знаю.

Она зло улыбнулась. Анна изумлённо поглядела на мачеху: да при чём тут сама Катерина Фёдоровна?! И тут она сообразила, что та имеет в виду.

— Вы о папеньке говорите? О том, как он мою мать любил всю жизнь?

— Об этом. Двадцать лет я ждала, пока Алексей Петрович мой первую супругу забудет, да так и не дождалась… Он меня и мою дочь замечать не хотел, всё только княжна Алтын была у него на уме, да ты. Сколько слёз я все эти годы пролила, и сказать нельзя! За себя обидно было, а за Елену — вдвойне.

«Неправда, папенька любил Елену тоже», — хотела сказать Анна, но не смогла: даже при всей привязанности к отцу она сознавала, что это не было правдой.

— Так вот, нынче хоть и не матери твоей, так тебе отольются наши с Элен слёзы. Чай, не ждала, что такой красавице, королевне, другую предпочтут? Избаловал тебя папаша, Анна, все твои желания угадывал, ветру на тебя дунуть не позволял! Вот и узнаешь теперь наконец, каково горчинки отведать.

Мачеха говорила внешне спокойно, однако её светлые глаза горели каким-то холодным, диким торжеством. Казалось, она испытывает искренне наслаждение от растерянности и испуга на лице падчерицы.

— Вы… Вы меня всегда ненавидели, Катерина Фёдоровна, — прошептала Анна, впервые назвав мачеху по имени.

— А как же, — невозмутимо согласилась та. — За что же тебя любить, когда и после матери своей ты нам с Элен весь свет загораживала?! Никому до нас с ней дела не было, всё только для тебя: и танцы, и кавалеры, и друзья-подруги… Ну а теперь, может и Еленушка моя своё возьмёт…

— Да как вы не понимаете?! — в отчаянии вскричала Анна. — Граф Левашёв к ней равнодушен, он не по любви её к себе приваживает!

— А ты почём знаешь? — перебила Катерина Фёдоровна. — Или думаешь, что если любить, так тебя одну — а то никого больше?!

Анна закрыла лицо руками. У неё снова возникло чувство, что со смертью отца никто и никогда больше не поймёт её и не поддержит. От мачехи — только ненависть и желание отомстить, от мужа лишь циничные насмешки, а Елена смотрит на неё пугливо-виновато, чуть что — падает на колени, а всё равно за каждым её словом тихий упорный протест. «Значит, — подумалось ей, — по-настоящему меня любил только папенька, а теперь больше никого не осталось…Только родная мать, Алтын Азаматовна, или как там её звали на самом деле? Даже настоящее имя её узнать, верно, не суждено!»