К нам осень не придёт (СИ)

Каждое его слово, произносимое спокойным, почти невозмутимым тоном, казалось, падало тяжёлым камнем ей на темя. Как счастлива была Елена сегодня, как радовалась их совместному развлечению, как искренне убеждала принять подарок! Да полно, неужели Элен умеет так искусно притворяться?! Может ли она быть в сговоре с Левашёвым, да возможно, и с Катериной Фёдоровной? В таком случае Анна совершенно не знает своей младшей сестры!

— Оставьте меня, — чуть слышно проговорила она. — Вы ошибаетесь, ничего этого не могло быть. Доктор Рихтер сказал, что я угорела.

— Графиня, если вы будете продолжать отрицать очевидное, в следующий раз я могу и не успеть, — с расстановкой произнёс князь.

— Убирайтесь!!! — неужели это она, Анна Левашёва, так грубо кричит на своего гостя? — Уходите прочь! Вы сумасшедший и решили свести меня в могилу своей гадкой ложью! Я не верю, что вы знали мою мать! Она не стала бы водить знакомство с таким негодяем, как вы!

На шум в будуар влетела Люба, за ней Марфа.

— Барышня, барышня, да что ж это происходит? Что с вами?!

— Пусть он уйдёт, — рыдая, кричала Анна. — Пусть уйдёт, не то я велю лакеям выгнать его вон! Этот человек просто сумасшедший!

— Ваше сиятельство, — умоляюще заговорила Люба, — не извольте гневаться, только видите, припадок у барышни… Простите, но…

— Я ухожу. Люба, не спускайте с неё глаз!

— Хорошо-хорошо, — закивала горничная, — что же за напасть такая, неужто опять за доктором посылать придётся?!

Потом они с Марфой отвели Анну в спальню, раздели, укутали и положили на лоб холодный компресс. Устав от истерики всё ещё прерывисто всхлипывая, она наконец задремала. И сквозь сон услышала взволнованный голос вернувшейся Елены, почувствовала, как ласковые руки сестры гладят её лоб и волосы.

— Элен… Элен, ты ведь любишь меня? — заплетающимся языком пробормотала Анна. — Любишь, несмотря ни на что?

— Ну как же ты так, Анет, родная? Ведь так хорошо всё сегодня было… Люблю, конечно, люблю, — Елена снова пригладила её волосы. — Марфа сказала, ты угорела, за доктором посылали. Что, голова всё ещё болит?

Элен была такая же, как всегда, какой помнила её Анна всё детство и всю юность. И даже сотня князей Полоцких не убедила бы её в эту минуту, что младшая сестра хочет её смерти.

* * *

Слава Богу, она окрепла довольно быстро — но и несколько дней спустя Анна не отважилась предпринять настоящую попытку разобраться, что произошло. Она лишь сообщила Элен, что случайно порвала шнурок от ферроньерки, сестра же в ответ пообещала скоро связать новый, а ещё лучше послать Марфу к галантерейщику и заказать у него бархатную или атласную ленту — так будет красивее. Мужа эти дни Анна почти не видела, он уходил на службу очень рано, обедал в городе и возвращался к полуночи. С мачехой же они, как и прежде, за весь день лишь холодно говорили друг другу: «с добрым утром» и «покойной ночи». Словом, всё оставалось как обычно. Ну какой же чепухи наговорил князь Полоцкий! Анна печально рассмеялась, вспомнив, как он, стоя на четвереньках, обнюхивал её платье. И как она раньше не поняла, что Вацлав Брониславович не в своём уме! Недаром же все знакомые считают его крайне странным!

Анна глянула в окошко кареты: солнце светило и отражалось в тонком ледке, что покрывал дорогу и звонко хрустел под копытами лошадей. Она потёрла озябшие руки; скорее бы прибыть в усадьбу! Хоть там ей будет спокойно.

— Что, барышня, зябко? — Люба достала из узла с вещами горностаевую муфту. — Дайте-ка ручки…

— Ничего страшного, ты не беспокойся, Любаша, — слабо возразила Анна.

— Как же, ничего страшного, пальчики вон аж ледяные, — ворчала Люба, едва ли не силой засунув руки Анны в муфту. — И когда же вы у нас хворать перестанете?

Анна молча подчинилась. Люба была очень недовольна их отъездом и всю дорогу пребывала в плохом настроении — Анна подозревала, что это всё из-за Дениса, любимого слуги Левашёва, который последнее время усиленно ухаживал за её горничной. Денис — ловкий, услужливый и обходительный малый — был весьма привлекателен. Благодаря невысокому росту и изяществу фигуры он смотрелся совсем юношей, а правильное лицо с большими чёрными глазами и ослепительной улыбкой заставляло всех встречных девиц улыбаться в ответ и бросать игривые взоры. Анна догадывалась, что, хотя Люба пренебрежительно называла парня «вертопрахом», она всё-таки радовалась его обществу и не хотела так внезапно с ним расставаться.

Наверное, стоило бы поговорить с Любашей, посоветовать ей быть осторожнее, ибо у Анны этот человек никакого доверия не вызывал. Впрочем, сейчас для этого не было сил: её слишком занимали собственные тревоги. Да и что она, Анна, понимает в любви, какой урок может преподать горничной, когда сама не в состоянии ни в чём разобраться и совершенно не знает людей?

* * *