К отцу

— Ты это… того… это самое… Ты это… смотри… Мы это… Ты смотри…

Зная Василия, Маняша и принимала его слова за невысказанную благодарность. Хмель перебил у него злость.

Семенов и Василий пошли. Маняша долго глядела им вслед. Мужчины шли не очень твердо.

«Дойдут, — подумала Маняша. — Семенов-то самостоятельный мужик».

Но все-таки она решила, что надо накинуть шубенку да пробежать за мужчинами хоть полдороги. Не ровен час, наткнутся на кого. Василий и скандал учинить может.

Маняша распахнула дверь и застыла у порога. Дети, все пятеро, и младшенький тоже, стояли без рубашек вокруг стола и доедали, что осталось от взрослых.

Маняша заплакала.

4

Пашка Кривобокова щи и хлеб таскала исправно. По соображению Маняши, вроде бы уж сверх обещанного. Больше нормы вышло еще на прошлой неделе, а Пашка все не отказывала.

— Так ведь перебрала я, Павла Александровна, — сказала ей Маняша.

Пашка посмотрела на нее как-то сбоку, одним глазком, с оценкой на свой лад.

— Знаю. Учена считать-то. Ношу, пока есть у меня такая возможность. Авось и отблагодаришь.

В ту же зиму Маняша ее и отблагодарила.

Один раз в полночь разбудил Маняшу сбивчивый стук в дверь. Стучали в два кулака, будто торопились с перепугу. Маняша сразу поняла, что это не мужнина рука. Подбежала к окошку. На улице была метель. В белом тумане ни зги не видно.

«Господи! Пресвятая богородица, помоги и помилуй…»

Дети спали. Старшего, что ли, разбудить?..

Маняше стало страшно. Она заметалась по дому.

И вдруг с улицы послышался знакомый женский голос. Пашкин голос послышался. Маняша высунулась в коридор.

— Кто там?

— Маняша, Маняша, отопри!..

И точно, Пашка Кривобокова звала. А голос у нее был совсем не свой. Никогда еще Маняша от нее такого голоса не слыхивала.

— Ты одна, что ли?..

— Да одна, одна, открывай, Маняша, ради бога!

«Господи! Пресвятая богородица…»

— Сичас, сичас…

Маняша думала, что Пашка без оглядки рванется к ней в дом, но она распахнула свою доху и протянула какую-то банку.

— На, спрячь! Умоляю!..

Банка была тяжелая. Не ожидая этого, Маняша чуть не выронила ее из рук.

— Да осторожнее! Спрячь подальше!

— А что тут? Зачем?.. — ничего не понимала Маняша.

— Ах, какая ты!.. Ну, вещи, безделушки. Спрячь, я прошу тебя, и никому не говори, что меня видела. Я тебе ничего не приносила!

И Пашка, запахнув на голой груди доху, кинулась вниз по проулку и, как привидение, исчезла в белой мгле. Засвистел ветер. Словно в сговоре с Пашкой, он взметнул целое облако сухого снега, слизал края глубоких следов…

Маняша стояла с банкой в руках, не зная, что делать. Наконец до сознания дошло, что Пашка просила спрятать эту банку. Но куда?..

«В навоз — вот куда!» — мелькнуло у Маняши.

Она вздула трясущимися руками лампу и вышла в сарай, где лежала на боку и посапывала корова.

Утром к Маняше прибежала соседка и, захлебываясь словами, рассказала, что у Пашки Кривобоковой в полночь был обыск. Приходили с понятыми. От этих понятых, мол, вся улица и узнала, как бесстрашно и дерзко вела себя Кривобокова. Она сидела на табуретке в одной сорочке, курила и показывала, где бы надо еще поискать. Так у Пашки ничего и не нашли. Даже корки хлеба и той нигде не валялось.

«Господи! — думала Маняша. — Пресвятая богородица, помоги и помилуй!»

— С сильным не дерись, с богатым не судись, — заключила соседка.

Три дня Маняша жила, как преступница. Ей казалось, что с минуты на минуту и к ней придут с обыском, найдут в навозе чужую банку, посадят в тюрьму, а дети, пятеро, останутся сиротами. Она кляла себя, что взяла у Пашки банку. Обихаживая корову, боялась глядеть на то место, где лежал проклятый клад. Разрыть бы, выбросить банку со двора, да не поднималась рука. Страх сковывал Маняшу, как мороз ночью в открытом поле. На кухне у нее все валилось из рук. Везде чудилась ей тяжелая Пашкина банка, и все время слышался скрип снега возле крыльца.

Но с обыском к Маняше никто не пришел. В ночь на четвертый день заявилась сама Пашка.

— Да не бойся, — сказала она Маняше, видя, что та дрожит. — За мной никто не следит, я проверяла. За эти дни я всех по соседству обегала для конспирации.

— Ой, Паша, Паша!..

— Тебе говорят, опасности для тебя никакой, — продолжала Пашка. — Неувязочка одна случилась — и все. Начальник, который ко мне благоволит, в отъезде был. Сегодня днем вернулся. Я у него уже побывала. Можешь вполне успокоиться, врать не стану.

— Так ведь, Паша…

— Ну, давай, давай банку. Где она у тебя? В печурку, наверное, сунула. Знаем мы ваши тайники!

— Потише бы вы, Павла Александровна!..

— Ну и трусливая ты баба, Маняша! Я и то не боюсь, а тебе-то чего пугаться?

— А оттого, что у меня пятеро их, — сказала Маняша. — Оттого я и трусливая. Вот кабы они были у вас…

— А-а! — пренебрежительно протянула Пашка. — Такого добра нажить — большого ума не надо! Ну, неси, неси банку, освобожу я тебя от страха.