К пению птиц

Так многого ли стоит начальный капитал, подлежащий размену на мелкие монеты опустошений?

И вот тут я зову сестер и братьев и себя к бунту.

Я не призываю строить баррикады, бунт должен быть тихим и вдумчивым, потому что он направлен против Того, кто и так всё знает — против Божества.

— Дети же бунтуют против нас, — спешу отметиться в пусть мятежной, но лояльности, а то слово «против» прозвучало странно, если не смешно.

Пусть каждый вспомнит, как случалось понимать в момент оргазма: «для этого живу». Что это, если не висящая перед ослом морковка, за которой он бежит? Сознательному ослу понятно: чудес не бывает — морковка висит не сама по себе.

Прошло время в молитве просить, пришло время спрашивать. Вот мой вопрос:

— Позволишь ли Ты нам взять больше, чем Ты дал?

Отсутствие настоящей Веры дает себя знать. Вот сейчас мое воображение увидело Бога, который не может нарушить им же установленные правила им же начатой игры, согласно которым мы играем сами. Он не может нас убить, но не может и спасти, если, к примеру, нам грозит смертельная опасность.

Он будет с нами в момент краха.

Он будет оплакивать свое вновь обретенное одиночество — если у него есть слезы.

Он скажет, что на нас надеялся, если у него есть слова, только я уверен, что думает Он не словами.

Слово дано нам, чтобы мы начали учиться думать.

Чтобы в конце процесса у Него случился собеседник.

Если не успеем научиться, пыль снова станет пылью.

32. Вспоминая запах сирени

Недавно сообщили, что наличие в прошлом на Марсе водных потоков является научно доказанным.

Я представил себя бредущим в одиночку к Северному полюсу — может, на Марсе, может, на Земле.

И вдруг мне стало совершенно ясно, что одиночества нет.

Я наполнился надеждой, что меня придумал Бог, и пусть Он ни во что не хочет вмешиваться, мне доверено действовать согласно Замыслу:

— Если пойму, как.

Я вспомнил, как прекрасен запах сирени.

Я вспомнил, что этот запах прекрасен с первого предъявления, а на красивое лицо хочется и хочется смотреть.

Я вспомнил, что плавание по реке организовано с помощью различных знаков. Большинство из них снабжено фонарями, чтобы светить, когда темно.

— Интересуешься ли Ты, что происходит с твоим спермием? — задаю риторический вопрос. Слабость, слабость, я знаю, но даже зная, не отказываюсь от вопроса и мало того, спрашиваю публично, конечно же не рассчитывая на ответ.

Если Ему интересно, то Он знал, что я спрошу, еще до того, как я спросил. А если нет, то я просто напоминаю себе и всем, что фонари способны светить, даже существуя только в воображении: «и свет во тьме светит».

33. Мы, все вместе

Заснеженные деревья создают предчувствие Рождества.

Неспособные ощущать странность своего существования, привыкшие к самим себе, мы ждем Нового Года с ничем не обоснованной, но от этого не менее приятной надеждой.

Сочувствую тем, у кого надежды нет.

Мне кажется, что в тех местах, где на Рождество нет снега, праздник не может быть таким же радостным, как у нас.

Я знаю, что это не так, но Правда и Неправда мирно сосуществуют в моей душе, которая образовалась, в частности, играя в снежки.

Там, в душе, у Правды и Неправды — другие и совершенно равноправные — ни одно из них не обидно — имена.

Это не другие слова, имена тут надсловесны, они — из Метаязыка.

Потому что если те, кому предстоит его освоить — не сверхлюди, а мы, тогда в нас должны быть его зачатки, мы уже имеем с ними дело, их можно найти.

— Например, искусство! — пробиваю я словом, если говорить красиво, утренний туман.

— И вообще, всё, что позволяет нам почувствовать себя вместе: пусть косноязычие, но отнюдь, отнюдь не немота!

Мне показалось, что я гребу веслом по поверхности:

— Язык слов, язык искусства, а вот еще Метаязык — что нового в этом слове?

— Новое средство общения! — нашелся я, будто объяснил.

Много бумажных цветов и красных флагов. Школа собралась на майскую демонстрацию. Пока мы не двинулись, а только стоим веселой, хулиганящей колонной. Веселясь со всеми, я не забываю испытывать неразделенность чувства к особи, чей затылок время от времени разглядываю.

Прозвучала команда «шагом марш», и духовой оркестр грянул, Строим людям счастье, счастье на века. Это совершенно неважно, что трубач фальшивит, зато барабан, барабан — и движение в ногу…

— Мы! Все вместе!

Я подумал, что по мере того, как наши знания и численность растут, косноязычие общения становится все более опасным.

Кто может поручиться, что спокойное время — это не просто антракт, пока в инфернальных недрах копится энергия для нового коллективного экстаза? Современная нам ирония не гарантирует иммунитета. Да и где оно, это спокойное время? Всегда где-нибудь льется кровь.

— Надо спешить, — беспокоится моя сущность, — от внушающего ужас единства толпы — к настоящему единству!

34. Постоянно сомневаюсь

Стремясь дальше, с тревогой прислушиваясь к продолжению диктанта и чаще удивляясь, чем радуясь, его результатам, я не мог не выработать свою собственную гипотезу, КУДА МЕНЯ ВЕДЕТ.