К победным рассветам

Весь экипаж готовился к полету, как к серьезному испытанию. В его составе в качестве контролера результатов бомбометания летел заместитель начальника политотдела майор Илья Иосифович Срывков. Штурману Александру Антонову накануне нездоровилось, у него поднялась температура. Но он никому об этом не сказал. Таким уж он был человеком: если экипажу приказано выполнить очень сложное задание, значит, штурману не пристало искать замену, его место только с боевыми товарищами.

В заданное время бомбардировщик Вавилова достиг цели. Штурман хорошо видел, как одна из бомб попала в угол вокзала и срезала его сверху донизу. Здание охватило пламя. Но на обратном пути, при подходе к линии фронта, вражеским истребителям удалось перехватить наш бомбардировщик. Когда машина загорелась, у Вавилова осталось только два выхода: или приказать экипажу немедленно покинуть самолет, или в сгущавшихся сумерках попытаться посадить его на незнакомой местности. Каждый из этих вариантов имел свои положительные и отрицательные стороны: в случае благополучного приземления экипаж при необходимости мог дать бой врагу. Но посадка была сопряжена с большой опасностью для штурмана, находящегося в носовой части самолета. И тогда Вавилов приказал Антонову и Срывкову:

— Прыгайте!

— Будем садиться всем экипажем, — решительно возразил Антонов.

И Вавилов повел бомбардировщик на заснеженное поле, упиравшееся в опушку леса. Посадка прошла удачно. Теперь надо было побыстрее уйти от машины, пока не взорвались бензобаки. Антонов и Срывков успели прихватить автомат и гранаты, которые всегда брал штурман в полет, остальные приготовили к бою пистолеты. Отбежав метров на пятьсот, авиаторы залегли. Рядом высилась стена таинственно притихшего леса, впереди огромным костром пылал бомбардировщик, озаряя снег багровыми отсветами. Вскоре неподалеку появилась группа немцев. Осматриваясь вокруг, они о чем-то переговаривались. Видимо, гадали вслух, что произошло с экипажем: то ли он остался там, в бушующем пламени, то ли успел уйти. Хорошо, что погода выручила наших летчиков: с неба сыпался мелкий снег, мела поземка, быстро темнело. Постояв еще несколько минут, немцы ушли от догорающего самолета.

— Пусть считают нас погибшими, — заключил Вавилов. — В путь...

Всю ночь советские авиаторы пробирались по лесу на восток. На рассвете заметили занесенную снегом проселочную дорогу. Она вывела к небольшой деревушке. Кто там — свои или чужие? В разведку пошел Александр Антонов. Соблюдая все меры предосторожности, он незаметно пробрался к крайнему дому. К счастью, в деревне находились одиннадцать наших бойцов во главе с лейтенантом. Это было последнее подразделение отошедшей советской воинской части. Вместе с ними экипаж Вавилова добрался до ближайшего железнодорожного разъезда, а спустя несколько дней снова встретился с боевыми друзьями...

Такими были лучшие экипажи полка. Они задавали тон остальным, на них мы всегда равнялись, у них учились бить врага.

По трудным маршрутам

Временное поселение летчиков находилось на опушке соснового бора. В одном из деревянных бараков разместился летный состав нашего полка, в другом — соседнего, в третьем — штабы, столовая. Штаб дивизии располагался в километре от нашего зеленого городка, в бывшем монастыре. Неподалеку от него на берегу Оки оборудовали аэродром.

В одной из комнат деревянного барака поселились я и мои товарищи по госпиталю — Сергей Кондрин, Владимир Савельев. Изъявил желание жить вместе с нами штурман звена Александр Антонов.

Едва успел я положить на скамью скромные фронтовые пожитки, как ко мне подошел небольшого роста, белобрысый старший лейтенант. Он взял меня под руку и решительно повел к группе авиаторов, стоявшей у крыльца барака.

— Царек!.. Вот кто твой штурман.

Царьком оказался старший лейтенант Василий Борисов, мой новый командир экипажа. Он первый подал мне руку. Знакомимся, внимательно смотрим друг на друга, не решаясь начать разговор. Василий выше среднего роста, стройный, с красивой шевелюрой, с приветливой улыбкой на лице. Глаза у него живые, умные, в них светится неподдельный молодой задор, улыбка мягкая, располагающая к простоте и откровению. Старший лейтенант неторопливо осмотрел меня голубыми, с лукавым прищуром глазами и, слегка заикаясь, проговорил:

— Рад. Теперь экипаж сформирован. Надеюсь, после госпиталя ты уже пришел в форму?

— Чувствую себя хорошо, — отвечаю, — к полетам готов. Осталось только получить летное обмундирование.

— Вот и хорошо. Сегодня же полетим. Самолет у нас, слава богу, есть. А остальное зависит от нас. Слетаемся.

— Ну что, познакомились? — поинтересовался все тот же подвижный старший лейтенант, которого все добродушно называли Малышом. — Теперь и мы будем знакомы — Вячеслав Опалев, — с улыбкой протянул он мне руку. Я крепко пожал ее и тоже невольно улыбнулся.