Папа забирает у Имани карточку и делает в ней сразу десять отверстий, подбрасывая отрезки бумаги в воздух, словно конфетти. «Бесплатный баббл-ти для Имани!» Подруга подскакивает от радости, издав визг, пока кусочки бумаги медленно опускаются на стол. Это их с папой фишка, милая до безобразия!
Мама приносит бесплатный баббл-ти улунь, любимый вкус Имани, и персиковый чай для Итана, который не переносит лактозу. На концах трубочек остались кусочки бумаги – мамина фишка.
– Что смотрите, ребята? – спрашивает она.
– Разные K-pop-видео, – отвечает Итан, сделав глоток чая.
– Опять? Кэндис, ты нашла новое увлечение? – она поджимает губы, демонстрируя явное недовольство.
– Некоторые и, правда, крутые, – неуверенно мямлю в ответ.
Стоит ей отвернуться, как я нахмуриваюсь. Если бы она только поддерживала мой талант, вместо того чтобы относиться к нему как к чему-то постыдному, я бы серьезно взялась за вокал и танцы, вместо бессмысленной игры на альте, стала бы уверенной в себе и не провалила бы отборочный этап. Наверняка уже сидела бы в самолете Нью-Джерси – Сеул, чтобы стать участницей женского подобия SLK.
Папа по-доброму посмеивается:
– Я удивлен изменениям в твоем вкусе, Кэндис. Ты всегда старалась вести себя как стопроцентная американка!
– Кэндис превращается в настоящую фанатку K-pop, прямо как я! – радостно сообщает Имани.
Мама резко оборачивается, настороженная подобным известием. Я быстро отвожу взгляд.
Имани показывает нам с Итаном множество роликов, где мемберы SLK Чжуда и Намкён игриво обнимаются на сцене.
– Ах, в этом туре так много скиншипа от Чжукёнов!
– Чего? Скиншипа? – переспрашивает Итан.
– Добавляем определение в словарь K-pop! – по- друга переворачивает страницы тетради по мировой истории и открывает импровизированный толковый словарь, полный жаргона и терминов, свойственных K-pop-индустрии. Тихо-тихо она добавляет: – Когда станешь трейни SAY, должна будешь все это выучить, Кэндис!
Надо удостовериться, что родители не слышат нашего разговора: папа беседует с покупателями, пока мама добавляет тапиоку в баббл-ти.
– Говорю в последний раз, – шепчу я подруге. – Я упала прямо на задницу, когда повторяла утиную походку.
– Мда, мы видели твое исполнение, дела плохи, – Итан знает, о чем говорит.
– Слушай, наверняка они решили, что это было очень даже мило и забавно! – спорит подруга.
– Я поторопилась, когда исполняла песню.
У Имани и на этот довод нашелся ответ:
– То, что ты называешь провальным исполнением, для большинства остается недостижимой мечтой.
Мне остается лишь вздохнуть. В голове всплывают воспоминания о побеге со сцены. Хочется забыть все и сфокусироваться на чем-то повеселее. Например, на новом клипе BLACKPINK на песню «Kill this love». Эти красотки, облаченные в кутюр с ног до головы, возвращают смысл в мою никчемную жизнь. Беру в руки телефон.
– Сорок семь пропущенных с неизвестного номера.
– Должно быть, какой-то сумасшедший, – выдвигает свою версию Итан. – Или тайный поклонник!
– Не отвечай! – советует мама, а после добавляет уже на корейском: – Кругом много людей, не вызывающих доверия.
Два дня спустя я все еще мучаюсь от мыслей о проваленном прослушивании. Старательно пытаюсь вытеснить из головы и сфокусироваться на грядущих экзаменах, но стоит вспомнить свой танец, как хочется залепить самой себе оплеуху.
За ужином с жареным мясом разговоры ведутся лишь о наших с Томми надвигающихся экзаменах. Я лишь громко вздыхаю от предсказуемости всего происходящего.
Мама бросает на меня удивленный взгляд и интересуется на корейском:
– К чему эти страдальческие вздохи?
– Ничего, все в порядке.
После ужина она зовет меня с Томми, и мы вместе звоним дедушке через KakaoTalk. Чтобы влезть в кадр, я становлюсь на носочки, пока Томми вынужден присесть. Он так и не успел сходить в душ после игры в бейсбол, пахнет от него так себе.
– Здравствуйте! – кричим мы в унисон.
– Ох, это вы, детишки? – интересуется дедушка. Мы разговариваем с ним, используя вежливые формы корейского языка.
Не знаю, может, так говорят абсолютно все пожилые люди в Корее, но меня не перестает удивлять его вопрос, мы ли это. Может, дело в том, что мы говорим по телефону, и он не способен нас разглядеть. Устройство трясется в его руках, да и сам дедушка выглядит хуже обычного – кожа заметно побледнела.
Он тычет пальцем в грудь и спрашивает на корейском: «Кем бы я мог быть?» Мы с Томми отвечаем: «Дедушка!»
Дедушкино лицо светится от удовольствия. «Правильно!» – он продолжает говорить по-корейски фразочками, которыми обычно общаются с детишками.
Так обычно и выглядит наш разговор с дедушкой – всему виной языковой барьер. Так трогательно видеть радость на его лице, когда мы отвечаем ему на родном языке, пусть наши знания далеки от должного уровня. Наверное, для него мы навсегда останемся пятилетками – столько нам было, когда мы прилетали к дедушке в гости в Сеул.
Попрощавшись с ним, мы вешаем трубку. Я возвращаю телефон маме, занятой мытьем посуды. Я нахожу нужным спросить:
– С дедушкой все в порядке? Он выглядит как-то… иначе.