– Человека, который может наломать немало дров, не понимая и не желая понимать тонкости тех проблем, которые собирается нахрапом решить. От таких «борцов за веру» Церкви всегда было больше вреда, чем пользы.
– Понял. Спасибо за откровенность. Теперь послушайте меня. Я, может быть, и наломаю некоторое количество дров, потом сам же всё и исправлю. Но я решу те проблемы, которые до меня не решались столетиями. А, знаете, почему они не решались? Потому что люди православные слишком много кланялись попам, как существам высшего порядка, как хранителям ключей от истины. И попы в конце концов сами поверили, что ключи от истины у них, что их слово в Церкви всё решает. Между тем, полнота истины пребывает только в полноте церковной, а поп только наемный ремесленник. Но этот ремесленник возомнил себя барином, требуя от паствы «смирения», то есть, называя именем главной христианской добродетели грех – человекоугодие. Вам надо, чтобы всё было тихо-мирно, шито-крыто, елейно и умильно. Вам дела нет до того, что монастыри наполняются тунеядцами, пьяницами, развратниками, что на праздники в мужской монастырь заказывают еду из ресторана вместе с официантками, что и в будни на кухне в монастыре работают женщины, ведь монах не может сам для себя еду готовить. Вам главное, чтобы об этом ни кто публично не говорил. Вам дела нет до епископов-воров, дуреющих от чувства полной безнаказанности, ведь ни кто же в православной стране в отношении епископа уголовное дело не возбудит, это же будет пятно на всю Церковь, этого нельзя допустить. Вам дела нет до того, что среди православного епископата уже существует «голубое лобби», вам главное вовремя растоптать того, кто публично об этом сказал. То есть, конечно же, у вас сердце кровью обливается, но вы совершенно бессильны, вы ни чего не можете поделать. А тому, кто предлагает вам навести порядок, вы говорите, что он не понимает всех тонкостей. Хотя вся тонкость в том, что вы очень дорожите своим комфортом, которого враз можете лишиться, если в церковных структурах кто-то захочет навести порядок.
– За что вы так ненавидите церковную иерархию, Александр Иеронович? – тоном опытного психиатра спросил патриарх.
– Нет у меня ни какой ненависти к иерархии, да и быть не может. Более того, я люблю сам иерархический принцип, он очень близок моей душе, Церковь без иерархии я и представить себе не могу, ни каких беспоповских тенденций во мне нет. Я потому и протестантов не люблю, что они не понимают и не чувствуют красоты иерархии.
– Это очень хорошо. Плохо лишь то, что в вас страсти бушуют, кажется, вы совершенно не умеете управлять своими эмоциями.
– Это плановый срыв. Я очень хорошо знаю, когда надо сорваться, а когда срываться не надо. Я ещё не раз удивлю вас своим хладнокровием и самообладанием.
– Не смею в этом сомневаться. Надеюсь, что ваш плановый срыв благополучно завершен. Вы можете продолжить разговор по существу?
– Могу. Но не считаю нужным. Сейчас вы последний человек, с которым я стал бы обсуждать подробности церковной реформы. О её подробностях вы узнаете вместе со всеми из газет.
– Это очень грубо.
– Зато честно.
– Но мы же ещё ни о чем не договорились. Или вы уже не считаете нужным со мной договариваться?
– Мы с вами ещё не раз встретимся. И по некоторым вопросам, конечно, будем договариваться. Но задачу первой встречи я считаю выполненной. Мы, так сказать, сверили часы, почувствовали друг друга. Впрочем, вы меня ни чем не удивили, а вот я вас, полагаю, очень удивил. Для вас было полной неожиданностью то, что прежняя модель отношений Церкви и государства больше не работает. Вы готовились к разговору привычного для себя типа: вы что-то просите у государства, вам дают половину от того, что вы просите, а потом объясняют, в каких именно формах Церкви надлежит поддерживать государство. Льготы в обмен на лояльность. Причём, ваши просьбы были в основном экономического свойства, а ответные просьбы власти – политического свойства. Разумеется, государство гарантировало вам невмешательство в дела, происходящие за зеленой оградой. Церковные вопросы вы ни когда не обсуждали. Теперь мы будем обсуждать их в первую очередь, экономику и политику оставляя на конец разговора. В плане экономики я дам вам больше, чем вы готовы попросить. В плане политики я попрошу меньше, чем вы готовы дать. Но всё происходящее за зеленой оградой отныне не только будет меня интересовать, но и в значительной мере будет мною регулироваться. Вам надо осмыслить эту новую реальность, и к следующему разговору нам будет уже не трудно подобрать надлежащий тон.
– Так к чему всё же прикажете готовиться?
– Я буду поддерживать не духовенство, а православие. Отцы у нас и так не бедствуют, а вот православию отныне везде и во всем будет зеленая улица.
Часть третья. Диктатор.
– Сколько ты можешь выставить белогвардейцев прямо сейчас? – спросил Ставров Боровского через год после того, как отдал секретный приказ о создании Белой Гвардии.
– Два полновесных батальона.