К. Р. Баловень судьбы

У меня был Маковский Константин, художник. Он пишет теперь новую огромную картину, содержанием которой выбрал смерть Иоанна Грозного. Я… надоумил его назвать картину не «Смерть Иоанна Грозного», что уже слишком избито, а взять заголовком слова из трагедии гр. А. Толстого «Кириллин день, осьмнадцатое марта». Маковскому понравилась эта мысль.

Знакомство, зачастую переходившее в дружбу, с ярчайшими представителями русской культуры, всегда было для Константина Константиновича огромной радостью. Общение с людьми искусства, долгие задушевные разговоры – все это питало его собственное творчество, давало духовные силы для создания новых стихов. Но времени на такое общение хватало далеко не всегда. И причина тут не только в служебных и семейных обязанностях, а и в соблюдении тех непременных правил, следовать которым обязан был каждый член императорского семейства.

Далеко не всегда эти обязанности приносили радость. Вот, например, балы, которые всю зиму волной прокатывались по столице. С какой бы радостью великий князь променял их на задушевные беседы с кем-нибудь из поэтов, в своем кабинете в Мраморном дворце! Но не поехать туда он просто не имел права. К тому же он был одним из лучших танцоров среди Романовых в ту пору, с ним с удовольствием танцевала даже императрица.

Однако великолепные балы, которые регулярно устраивались во всех великокняжеских дворцах, утомляли Константина Константиновича. Душа его устремлялась ввысь, жаждала очищения. Он с радостью ждал приближения поста, исповедоваться ездил всегда к придворному исповеднику – «на Лиговку, к отцу Арсению Двукраеву».

Весной 1886 года, словно откликаясь на пробуждение природы, он ждал чего-то совершенно нового, прекрасного, доселе неизведанного. Чего же?

23 июня 1886 года великий князь стал отцом. В этот день для него свершилось настоящее чудо – родился сын Иоанн. Первенец!

…С первых же дней семейной жизни Константин Константинович мечтал о детях. Когда он узнал о беременности жены, в его дневнике появилась запись:

Моя мечта, чтобы родился сын и чтобы родился около 24 июня, Иванова дня, и назвать Иваном в честь пророка Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

И вот теперь мечта осуществилась…

Позвав к жене повитуху, он послал за доктором Красовским, который должен был принимать роды. Сам ничем больше своей Лиленьке помочь не мог и, чтобы как-то успокоиться, зажег свечу и сел в углу комнаты с книгой. Но сосредоточиться был не в состоянии, все время прислушивался к тому, что происходит там, где должно свершиться великое таинство. И вот в какой-то момент жена притихла. А вслед за этим…

Вечером он так напишет о радостном событии в жизни молодой семьи:

…Но вдруг как-то неожиданно для меня послышался тоненький, звучный голосок, жена глубоко вздохнула, судя по ее лицу, казалось, что она перестала страдать, я услыхал, как Красовский воскликнул: «Мальчик, да еще какой плотный, здоровый». Я еще никогда такого блаженства, такого священного восторга не испытывал. Мне казалось, что я не вынесу этого неземного счастья; я спрятал лицо в складках рубашки у жены на плече, и горячие, обильные слезы полились у меня из глаз. Хотелось остановить, удержать свою жизнь, чтобы сердце не билось и ничто не нарушало бы святости этого мгновения.

Молодой отец никак не решался отойти от жены. Он и хотел посмотреть на сына, и – боялся. Малыш ведь такой крохотный, а вот… кричит. Его завернули в отцовскую сорочку – на счастье. Таков русский обычай, и нарушать его не следует.

А потом было крещение – в церкви Мраморного дворца. Младенца опустили в серебряную купель с серебряными подсвечниками.