К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

«Стихи о неизвестном солдате» постоянно привлекают внимание исследователей как очень сложное и загадочное произведение, концентрирующее в себе особенности поздней поэтики Мандельштама. В нашем языковом комментарии мы учитываем работы, интерпретирующие эти стихи [Ронен 2002: 96–118; Левин 1979; Хазан 1991; Живов 1992; Гаспаров Б. 1994; Гаспаров М. 1996]. Однако нас интересует не столько тематическая интерпретация и «дешифровка» текста в свете литературной и научной традиции, сколько языковой аспект стихотворения. По нашему глубокому убеждению, «Стихи о неизвестном солдате» с их космической образностью сотканы прежде всего из «готовых» языковых сочетаний и проявляющихся в них метафор. Более того, языковой план позволяет прояснить не только многие «темные места» текста, но и его поэтику. Как мы покажем ниже, пласт модифицированной идиоматики в «Стихах о неизвестном солдате» конструирует этот текст как таковой, и описание этой работы самодостаточно и во многом объясняет смысл стихотворения. Поэтому далее мы не ставим своей целью соотнести наше прочтение «Солдата…» с интерпретациями других исследователей; считая, что в целом структура и поэтика стихотворения изучены в указанных выше работах (хотя не со всеми интертекстуальными наблюдениями мы можем согласиться), мы предлагаем комментарий к «Солдату…», исходящий из языка.

Ниже приводится текст стихотворения, который перебивается нашим комментарием. Подчеркнем, что мы не ставили своей задачей прокомментировать все языковые особенности «Стихов о неизвестном солдате», – нас преимущественно интересовали смысловые эффекты, связанные с «готовым» языковым планом (впрочем, в некоторых случаях мы отступали от выбранного принципа ради прояснения семантики отдельных строк).

<1>

Этот воздух пусть будет свидетелем,

Буквальный призыв к воздуху стать свидетелем, очевидцем происходящих событий дополняется идиоматической «традицией»; ср.: (клясться) пред небом и землею

и «…я скажу вслух их слова сии и призову во свидетельство на них небо и землю» (Вт. 31:28); см. также: [Михельсон II: 119–120].

Традиционно в этой строке стихотворения принято видеть реминисценцию из «Современной оды» Н. А. Некрасова: «И – беру небеса во свидетели – / Уважаю тебя глубоко» [Мандельштам I: 659][90]. Эта реминисценция восстанавливается и на основе ритма, и на основе лексического совпадения. Однако с учетом идиоматики фактор текстового сходства перестает быть столь существенным – это не конкретная перекличка, а частотное, не привязанное к автору, идиоматическое выражение.

Дальнобойное сердце его,

И. М. Семенко предлагала рассматривать прилагательное дальнобойный как перенос эпитета: в данном случае подразумеваются дальнобойные орудия, пробивающие сердце [Семенко 1997: 98]. Мы не можем полностью согласиться с этой идеей, поскольку не очень ясно, к какому именно слову должно быть изначально отнесено прилагательное. Представляется, что здесь срабатывает другой механизм, и этот пример можно считать контаминацией двух коллокаций: дальнобойное орудие и сердце бьется

. Одно слово – дальнобойное – актуализирует коллокацию дальнобойное орудие. В то же время в дальнобойном сердце проступает семантика бьющегося сердца (из коллокации сердце бьется).

И в землянках всеядный и деятельный

Слово деятельный активизирует коллокацию деятельный человек, поддерживая, таким образом, антропоморфное описание природных сил (см. сердце в предыдущей строке).

Океан без окна – вещество.

По наблюдению И. М. Семенко, в строке можно увидеть идиоматическое выражение океан воздуха

[Семенко 1997: 91]. Думается, что это выражение разбивается и разносится по разным строкам строфы, а его идиоматический смысл (‘много воздуха’) в текст не включается – в словосочетании океан без окна воздух называется океаном напрямую, уже без семы ‘много’. Выражение в итоге оказывается мотиватором метафорического ряда. Что касается без окна, то мы предполагаем, что, поскольку ранее речь шла о воздухе, оборот в данном случае означает ‘без просвета’. В таком контексте яснее становится и уточнение в конце строки: речь идет о «сплошном», «чистом» веществе, без каких-либо зазоров и просветов.

До чего эти звезды изветливы!
Все им нужно глядеть – для чего? —
В осужденье судьи и свидетеля,