Еще в 1980-х годах моя коллега, которой тогда было чуть больше 20, несколько месяцев проработала переводчиком на совместном предприятии Северной Кореи и Советского Союза. Как и большинство моих сверстниц-студенток, она ни в коем случае не была ханжой и не вела монашеский образ жизни (что бы там ни говорили на телемостах, сексуальная революция в СССР произошла задолго до 1980 года). Однако ее шокировал тот интерес к сексуальной тематике, который проявляли работавшие с ней северокорейские барышни-переводчицы. Когда девушки оставались наедине со своими советскими сверстницами, они старались как можно больше узнать о сексуальных привычках тогдашней советской молодежи, а также живо и весьма откровенно обсуждали сексуальные темы между собой. Вид слегка зацикленных на вопросах секса северокорейских девушек из элитных семей (из других семей в иняз в КНДР не попадают) произвел на мою знакомую неизгладимое впечатление: это никак не вязалось с более или менее укоренившимся в СССР к концу советской эпохи представлением о северокорейцах как о ходящих строем роботах.
Официальное отношение к сексуальным темам, конечно, иное, и либерализмом не отличается. Как знает каждый читатель северокорейских романов, сексуальное влечение неизменно ассоциируется в этих текстах с отрицательными персонажами. Американских солдат-садистов, коварных японских жандармов, жестоких помещиков и подлых южнокорейских капиталистов можно и даже нужно изображать похотливыми. Положительные же персонажи – простые, искренние, трудолюбивые северные корейцы – должны быть полностью свободны от таких низменных побуждений. Их любовь всегда «чиста», в ней нет ни малейшего намека на плотское влечение. Северокорейское общество в официальной литературе и искусстве изображалось полностью бесполым вплоть до 1990-х годов.
Сексуальная жизнь простых северокорейцев по меркам иных стран действительно регулируется жестко, однако эта запретительная конфуцианская мораль никогда не была обязательной для всех: ограничения в основном касались женщин и простолюдинов. В старой Корее в среде мужской элиты сексуальные похождения считались естественным и даже похвальным занятием (постольку, поскольку они не мешали выполнению служебных и иных высших обязанностей), а куртизанки и наложницы были средством воплощения сексуальных фантазий сильных мира сего. В какой-то степени это относится и к современной Северной Корее. Истории о сексуальных забавах золотой молодежи Пхеньяна рассказывались и пересказывались десятилетиями, да и сам Полководец Ким Чен Ир отличался немалым женолюбием, о чем свидетельствует длинный список детей, которых ему родили его многочисленные подруги.
Исследования моего аспиранта заставили меня еще сильнее усомниться в провозглашаемой в КНДР «сексуальной чистоте», по крайней мере в отношении элиты. Само исследование не имело ничего общего с сексуальностью; оно было посвящено северокорейской литературе 1950-х годов. Однако в ходе исследования аспирант собрал значительный объем первичных материалов, включая личные письма, интервью и неопубликованные личные записи. Среди прочего из этих документов следует, что сексуальные нравы богемы Пхеньяна в 1950-х годах не так уж сильно отличались от нравов голливудской богемы в ту же эпоху. В обоих случаях на публику проповедовали «высокие» стандарты, но за возвышенно-пуританской риторикой скрывалась совершенно иная реальность. Некоторые свидетельства заставляют меня подозревать, что так обстояли дела среди пхеньянской элиты и богемы и в последующие десятилетия. Кстати сказать, эти письма и материалы мы тогда решили не предавать гласности, ибо полагали, что альковные дела людей, особенно талантливых и заслуженно известных, не должны без крайней надобности становиться объектом публичного обсуждения.
Жизнь скромных простолюдинов регулировалась набором совершенно иных правил. До 1970-х годов подавляющее большинство браков в Северной Корее организовывались по договоренности родителей или друзей, а иногда и начальства будущих супругов. Подразумевалось, что девушки до замужества должны оставаться девственницами. Давление общественного мнения и убедительный политический контроль очень способствовали такому пуританству. В 1960-х и 1970-х годах пойманных с поличным влюбленных часто подвергали унизительной публичной критике. Однако к началу 1980-х годов нравы стали ощутимо свободнее. В идеале северокорейский роман остается платоническим до официального брака, но любовь сама по себе теперь воспринимается как совершенно естественная вещь. Это отражает изменения в матримониальных моделях: примерно с 1980 года Северная Корея начинает переживать бум «браков по любви», и сегодня большинство браков среди молодежи заключаются именно по любви (а не по сговору) – примерно так же, как и на Юге.