К северу от любви

Доктор Степанов не был в этом уверен. Но то, что встреча происходила именно днем, он не сомневался. Об этом было завуалированно указано в записке.

«До встречи с ними…»

То есть с полицией. Не просто так Нина исчезла по пути туда и пропала из зоны его видимости как раз на повороте, который непременно вывел бы ее в тот переулок, где на нее напали много лет назад.

Степанов не один раз проехал там. Сворачивал, огибал здания, пересекал проезжую часть. Он менял маршруты и время. Но неизменно оказывался в этом месте. Значит, Нина поехала туда. На встречу.

Но к кому и зачем? Почему послушалась? Узнала почерк? Почему, интересно, она узнала, а Дорофеев нет?! Или он прикидывается, хитрит?

– Жду вас ровно через неделю, – сдержанно улыбнулся Степанов надоедливому мужчине, вся проблема которого заключалась в неспособности кого-то любить.

– Вы считаете, что я справляюсь? – Посетитель встал у двери.

– Да. Вы большой молодец.

Пациент еще что-то говорил о правильных методах лечения, о том, что он непременно порекомендует Степанова своему хорошему знакомому. Илья Иванович его не слушал, мысленно стонал и посылал пациента ко всем чертям. Наконец тот ушел. Степанов снял белый халат, убрал его в шкаф. Достал оттуда, с нижней полки, свой портфель и нетерпеливо шагнул к двери, когда та снова открылась.

На пороге стоял высокий, худой мужчина с бледным лицом и ежиком седых волос, закручивающихся у корней колечками.

– На сегодня прием закончен, – плохо сдерживая раздражение, произнес Степанов, всматриваясь в пациента.

– Я знаю, – тихо обронил мужчина. – Я не ваш пациент, доктор. Я – Харитонов. Человек, которого осудили на десять лет за преступления, которых он не совершал. Мы с вами виделись. Вы приходили ко мне.

Степанов споткнулся о край ковра и встал столбом.

– Зачем вы здесь?! – прошипел он и тут же пожалел, что так и не оформил разрешение на ношение оружия. Он бы заставил сейчас, точно заставил эту особь встать на колени!

– Что вам надо? – стряхнул он с себя внезапную вспышку гнева.

– Поговорить.

– Нам не о чем с вами разговаривать. Позвольте пройти!

Почему он еще на свободе? Дорофеев обнаглел, что ли, совершенно?! Пасынок участкового Хомутова под протокол дал показания, из которых следует, что Нина, перед тем как впасть в кому, прошептала, что это снова он!

Он – это Харитонов! Так какого черта он стоит перед ним совершенно свободный и как будто незапятнанный?

– Я хочу просто поговорить, Илья Иванович. Я даже на помощь вашу не надеюсь. Я просто хочу поговорить. – четко разделяя слова, проговорил Харитонов, по-прежнему мешая ему пройти.

– Хорошо. Говорите!

Степанов в сердцах швырнул портфель на рабочий стол и сел на свое привычное место. Он указал Харитонову на кресло для пациентов, и тот послушно уселся.

– Я вас слушаю.

Илья Иванович скрестил пальцы на животе и требовательно уставился на посетителя.

Странно, но Харитонов не выглядел загнанным или испуганным. Уставшим, опустошенным – это да.

– Когда я вернулся, то дал себе слово обезопасить себя от всяких человеческих подлостей, – начал тот говорить очень медленно, словно каждое слово давалось ему с большим трудом. – От всяких подстав и тому подобного. Я обставлял каждый час своей жизни алиби. Гулял по тем улицам, где были камеры наружного наблюдения. Посещал только большие супермаркеты, потому что там тоже имелись видеокамеры. Дома в каждой комнате я повесил видеокамеры. В каждой, включая ванную! И что мне это дало, Илья Иванович?

– Что? – вежливо поинтересовался Степанов.

Он нетерпеливо дергал ногой под столом. Время назначенной встречи с нанятым им человеком приближалось. Ему не терпелось переговорить с ним. Вдруг он все же нашел того, кто что-то видел?

– Меня это не спасло! Не спасло от подозрений! – ухмыльнулся Харитонов и уставился на свои руки. – Майор Дорофеев всерьез полагает, что я его в чем-то обманул. Да, признаюсь, была маленькая ложь насчет сожителя вашей погибшей пациентки. Я узнал о нем гораздо раньше, чем рассказал об этом следствию. Просто шел за ней по улице, нечаянно напугал и видел, как этот малый бросился ей на помощь. И что же? Меня теперь подозревать? Снова подозревать? Клеймо вернувшегося из мест заключения теперь вечно будет гореть у меня на лбу?

– От меня-то вы что хотите? Я не могу снять с вас подозрения, потому что тоже вас подозреваю, – развел в стороны трясущиеся от бешенства руки Степанов. – Вы решили мстить и делаете это весьма успешно. Уже двое погибли.

– Это не я, – невероятно спокойно ответил Харитонов. – У меня алиби. Дорофеев как ни пытался приклеить мне убийство вашей пациентки, ничего у него не вышло. Совал под нос какую-то записку. Будто это я написал ее, а почерк не мой. Эксперт с лету определил, что писал не я.

Ага! Значит, экспертиза уже готова. Степанов крепко сжал губы. Ну, Дорофеев! Ну, лжец! Тайны следствия? Или что? Может, он и его самого подозревает? Пусть сверится с почерком!