К слову о чести

– Постараюсь! – изо всех сил напрягся Данилов. – Около трех он – Бааска, значит, друг мой – ко мне зашел. Мы каждый год с ним собираемся на двадцать третье! Ну, выпьем малость, поговорим по душам, армию вспомним, сослуживцев…

После короткой паузы Игнат Семенович опустил голову.

– Потом ничего не помню, как отрубило! А что случилось? Скажите, не томите!

Следователь, будто не расслышав вопроса, извлек из ящика в столе прозрачный пакет с вещдоком и положил на стол перед Даниловым.

– Вам знаком этот нож, Игнат Семенович?

– Да, это мне Бааска в день пятидесяти пятилетия подарил…

– Хорошо подумайте. Посмотрите внимательно: может, просто похож?

– Не-ет! – утвердительно протянул Данилов. – Этот нож Бааска ковал для меня, я его среди сотни узнаю! Мой нож. Точно мой.

– Так и запишем, – выдохнул следователь, продолжая щелкать клавишами. – Нож обвиняемый признал…

– Простите, – не сдержался Данилов. – В чем меня обвиняют? Расскажите, пожалуйста, что все-таки произошло?

Следователь вынул листок из каретки печатной машинки и с недоверием взглянул на Игната Семеновича.

– А вы и вправду ничего не помните?

Данилов помотал головой и стыдливо опустил взгляд.

– Ничего!

Топорков достал из своей папки листок и монотонно зачитал:

– 23 февраля 1995 года, после совместного распития спиртных напитков, между гр. Даниловым И.С. и Алексеевым В.В. возникли разногласия, в результате которых гр. Данилов И.С. нанес гостю Алексееву В.В. удар якутским ножом в бедренную артерию…

Данилов почувствовал, как кровь хлынула в голову, и, едва прозвучало «от полученных ранений гр. Алексеев В.В. скончался в поселковой больнице», – потерял сознание.

Резкий запах нашатыря привел Данилова в чувства, он осипшим голосом попросил воды и, жадно осушив почти весь графин, что стоял у следователя, вытянул вперед руки:

– Я преступник, отведите меня в тюрьму прямо сейчас! Пожалуйста, я вас прошу, гражданин следователь!

– Присядьте, Игнат Семенович! – поспешил успокоить обвиняемого следователь и положил на край стола несколько бумаг. – Распишитесь в протоколе допроса и…

– И? – переспросил следователя Данилов. – В тюрьму?

– Пока – в камеру! – с уверенностью ответил следователь. – До утра посидите, подумаете, успокоитесь, а завтра утром продолжим.

В коридоре к Данилову бросилась супруга Вера:

– Игнатушка, как же так! Как ты, как сердце? Следователь разрешил тебе таблетки передать!

– Не надо, ничего не надо, – как отрезал мужчина и отвел взгляд. – Простите меня, простите, родные, пожалуйста!

В камере, тщетно пытаясь заснуть, Данилов то вдруг вскакивал, как сумасшедший, и метался от стены к стене, то забивался в угол и, не моргая, задумчиво смотрел в потолок. Когда чувство полной безысходности овладевало его воспаленным сознанием, и жизнь теряла всякий смысл, безумный взгляд Игната останавливался на стальной решетке над дверью. Однако эти мимолетные приступы душевной агонии внезапно озарялись светлым образом жены с дочерью, и тогда ему становилось невыносимо больно и стыдно за свои суицидальные мысли. Он сжимал руками голову и, чтобы не завыть в голос, до скрежета стискивал зубы.

Спутались утро, день, ночь. Казалось, этот кошмар не закончится никогда, и внезапный окрик милиционера «На выход!» уже не встревожил, а, напротив, стал для Данилова спасением от его сводящего с ума одиночества. И опять – узкие коридоры КПЗ, решетки, наручники и кабинет следователя, который на сей раз Данилову удалось рассмотреть, пока Топорков с озабоченным видом корпел над какими-то бумагами. Посереди кабинета стоял массивный стол, оставшийся, вероятно, в наследство еще от дознавателей НКВД, на нем – старинный графин, печатная машинка, настольная лампа, литровая банка с кипятильником и мятая пачка индийского чая. Рядом – вытертое кожаное кресло, литой сейф из стали у стены, а над ним – портрет, с которого строго взирал Феликс Дзержинский.

Завершив свои дела, Топорков разложил перед задержанным документы.

– Игнат Семенович, у следствия нет вопросов по этому делу. Ни вы, ни свидетели не отрицают вашей вины. К тому же, правление совхоза и сельского совета предоставило на вас положительную характеристику как на добросовестного работника, честного и порядочного гражданина, а также ходатайство. Учитывая то, что вы не представляете общественной опасности, а также имеете хронические заболевания, до суда я отпускаю вас под подписку о невыезде! Подпишитесь – и свободны.

– Нет, так нельзя! – возмутился Игнат Семенович. – Я не могу это подписать, это неправильно! Пожалуйста, отведите меня в камеру…

– Здесь, здесь и здесь! – с настойчивой категоричностью потребовал следователь. – Подписывайтесь, Игнат Семенович, не отнимайте ни мое время, ни свое! Вина ваша полностью доказана, я свою работу сделал!

Данилов перевел дыхание и трясущейся рукой вывел свою фамилию под печатным текстом. Отложив ручку, он поднялся и смиренно убрал руки за спину.

– Все, теперь меня можно в камеру?