– Игнат Семенович! Еще раз объясняю! – закрывая в сейфе папку с документами, повторил следователь. – В отношении вас избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде! Советую вам находиться дома и за пределы района до окончания следствия не выезжать, а пока – вы свободны!
– А дальше? Как же… – сбивчиво пытался уточнить Данилов.
– А дальше – как суд решит! – желая прекратить этот бессмысленный для себя разговор, с усталой небрежностью проговорил Топорков и кивнул на выход. – Более я вас не задерживаю. До свидания!
Игнат Семенович вышел из дверей ПОМа совершенно потерянным. Он опустился на заснеженное крыльцо и, бесцельно всматриваясь куда-то, погрузился в раздумья.
– Игнат! – окликнула Данилова супруга. – Поехали домой, председатель машину дал, чтобы тебя забрать.
Пряча глаза, Данилов кивнул водителю и сел на заднее сиденье совхозного УАЗа. Вера села рядом, обняла, шептала что-то и нежно гладила по седой шевелюре. Но Игнат ничего не слышал, безучастным взглядом смотрел он на мелькающие улицы сквозь небольшой просвет затянутого морозом окошка и понимал, что жизнь его уже никогда не будет прежней.
По приезде Игнат первым делом истопил баню. Он с упорством натирал себя жесткой вехоткой, стегал березовым веником, плескал на раскаленную каменку, лишь бы избавиться от ощущения грязи, которое, подобно кислоте, разъедало плоть.
Укутавшись простыней, Игнат вышел в предбанник, толкнул ногой дверь и уселся на порожек. Взор его упал на невысокий забор, за которым виднелся добротный дом Алексеева. Данилову стало дурно, он облокотился на дверной блок и, взявшись за грудь, стал по-рыбьи хватать воздух ртом. Боль хоть и не сразу, но отступила, и Игнат, несмотря на запрет врачей, закурил. Дом товарищу и эту изгородь они ставили вместе, еще накануне рождения сына Василия. Да, хорошие были времена! И жизнь была какая-то полная, насыщенная: если оглянуться, так ни дня даром не проходило: охота, рыбалка, вечерние посиделки семьями, колхозные будни и праздники… А ведь их – Игната и Васькины – дети вот прямо тут голопузыми по двору носились, в школу пошли, потом старшего в армию проводили, дочку Игнатову замуж выдали, и все это – вместе с Василием. Нет, не товарищем он был Игнату, а братом, самым что ни на есть настоящим братом!
Данилов вспомнил, как в юности с распределительного пункта в Якутске его направили в Хабаровский учебный центр сержантского состава.
– Пацаны! Есть кто из Якутии? – доставал Игнат бесконечными расспросами новобранцев, но среди его роты не оказалось ни одного земляка. Игнат было уже отчаялся, но как-то после марш-броска к нему подсел запыхавшийся паренек и, отложив автомат, протянул руку.
– Здорово! Я Василий. Это ты искал земляков из Якутии?
– Ну, я, – вглядываясь в восточное лицо сослуживца и ожидая подвоха, нарочно растягивал слова Данилов. – А что?
– Ты якут?
– Ну, якут, а ты? Бурят, киргиз или казах?
– Нее, я тоже якут!
– Земляк, значит! – пытаясь придать встрече некую значимость, прищурился Игнат, но, не сдержав эмоций, расплылся в улыбке, – Сахалы билэ?ин дуо, бырыат? По-якутски говоришь, брат?
– Нет, по-якутски не понимаю, – смущенно улыбнулся Василий и в оправдание добавил. – Родители из Якутска меня еще совсем маленьким увезли, я среди русских рос, да и предки на своем не общались…
– А хочешь, научу?
– А точно научишь?
– У меня по якутскому языку всегда отлично было, даже учителя хвалили!
– А как мое имя по-нашему будет?
– Бааска! Я тебя так и буду звать, ты не возражаешь?
– Называй! – воодушевленно откликнулся Васька. – Бааска, значит!
Родной якутский давался Василию на редкость легко, и уже через пару месяцев он свободно общался на нем, чем был несказанно доволен. Так между земляками завязалась крепкая мужская дружба. Но полгода строевой подготовки на плацу и часовая муштра перед присягой пролетели как один день, до распределения по воинским частям оставалось не больше недели, а там – кто его знает, в какую тьмутаракань призовет Родина: Советский Союз огромный! Горькое чувство скорого расставания с другом сильно расстраивало Игната, он привязался к скромному пареньку и не хотел терять такого товарища. Помнилось, отец часто рассказывал про своего друга, с которым служил на сторожевом корабле «Бесстрашный». Столько лет минуло, а он не мог забыть, как крепко они дружили, как после службы много лет переписывались, а потом… потерялись, раскидала жизнь и семейные заботы. Вспоминал это отец с огромным сожалением, и в комнате на столе его стояла фотография, где они в бескозырках у оружейной башни. Рассказ отца был для Игната уроком, он долго обдумывал, как вернее будет завести разговор, и решился наконец-то сделать это на перекуре:
– Слушай, Бааска! Давай адресами обменяемся, если что – через родоков спишемся! И еще, слушай, ты никогда не думал на родину переехать, в Якутию? Все ж земля предков! Неужели не тянет? Не екает вот тут? —Данилов приложил к сердцу ладонь.