К суду истории. О Сталине и сталинизме

Однако, когда Вышинский обратился к Крестинскому за подтверждением показаний Бессонова, тот их отверг. Крестинский был крупным партийным и государственным деятелем и до своего ареста работал заместителем наркома иностранных дел. Хотя Крестинский сочувствовал некоторым акциям «левой» оппозиции, он не был троцкистом и не участвовал во внутрипартийной борьбе 20-х гг. хотя бы потому, что до 1930 г. работал советским послом в Германии. Во время следствия он быстро подписал все то, что от него требовали подписать. Вероятно, он понял, что готовится новый процесс, и решил сохранить силы, чтобы сказать правду на этом процессе. Теперь в ответ на новый вопрос Вышинского Крестинский резко, даже пронзительно заявил, что никогда и нигде с Бессоновым о связях с троцкистами не говорил, что Бессонов лжет. На вопрос растерявшегося Вышинского о показаниях Крестинского на предварительном следствии он ответил, что они были ложны. «Почему же вы не говорили правду на предварительном следствии?» – спросил Вышинский. Крестинский помедлил с ответом, и Вышинский торопливо произнес: «Ответов не слышу, вопросов не имею» – и опять стал допрашивать Бессонова. Через некоторое время обвинитель вновь должен был обратиться к Крестинскому, и тот снова отверг показания Бессонова. При этом Крестинский прямо сказал, что не мог и не хотел говорить правду на предварительном следствии, ибо убедился, что «до судебного заседания, если таковое будет», ему не удастся отвести от себя ложные обвинения. «Для чего же вы вводили следствие и прокуратуру в заблуждение?» – спросил Вышинский. «Я просто считал, – ответил Крестинский, – что если я расскажу то, что говорю сегодня, – что это не соответствует действительности, – то это мое заявление не дойдет до руководителей партии и правительства». Вышинский задал затем несколько вопросов Бессонову и объявил утреннее заседание суда законченным [336] . Перерыв между утренним и вечерним заседаниями продолжался два часа.

Новые показания Крестинского действительно быстро дошли до руководителей партии и правительства. Подсудимые давали свои показания, подходя к микрофону, провода от которого шли не только к усилителям в самом зале, но также и в Кремль. В разных местах сцены и в зале, недалеко от председателя суда и государственного обвинителя, были вмонтированы тайные микрофоны для управления ходом этого сложного спектакля. Кроме того, весь процесс от начала до конца снимался на кинопленку.

Во время двухчасового перерыва в помещении для руководителей процесса собрался весь его «штаб». Поскольку процесс был большим спектаклем, были и опытный режиссер, и группа помощников режиссера. Для этого «штаба» оборудовали комфортабельные помещения неподалеку от Октябрьского зала Дома Союзов, причем вход в эти помещения был тщательно замаскирован, хорошо охранялся и был известен только самым посвященным [337] . Во главе «штаба» стоял старый чекист Л. Заковский, который занимал видное положение в ЧК-ГПУ-НКВД при всех прежних руководителях и сохранил свое положение при Ежове.

Нам неизвестно, как обсуждался в «штабе» инцидент с Крестинским. После перерыва Вышинский вел допрос Розенгольца и Гринько. Они дали суду все «нужные» показания, в том числе и «обличающие» Крестинского. Но тот опять настаивал на своей невиновности.

На утреннем заседании 3 марта Вышинский допрашивал других подсудимых. Однако на вечернем заседании во время допроса Раковского он обратился к Крестинскому с вопросом:

«Вы выслушали подробное объяснение Раковского о так называемом вашем отходе от троцкизма. Считаете ли вы эти объяснения Раковского правильными?

Крестинский. То, что он говорил, правильно.

Вышинский. Если верно то, что говорил здесь Раковский, то будете ли вы продолжать обманывать суд и отрицать правильность данных вами на предварительном следствии показаний?

Крестинский. Свои показания на предварительном следствии я полностью подтверждаю.

Вышинский. Что означает в таком случае ваше вчерашнее заявление, которое нельзя иначе рассматривать как троцкистскую провокацию на процессе?

Крестинский. Вчера, под давлением минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелым впечатлением от оглашения обвинительного заключения, усугубленным моим болезненным состоянием, я не в состоянии был сказать правду, не в состоянии был сказать, что я виновен. И вместо того, чтобы сказать “да, я виновен”, я почти машинально сказал: нет, не виновен…

Вышинский. Машинально?

Крестинский. Я не в силах был перед лицом мирового общественного мнения сказать правду, что я вел все время троцкистскую работу против Советской власти. Я прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным по всем тягчайшим обвинениям, предъявленным лично мне, и признаю себя полностью ответственным за совершенные мною измену и предательство.

Вышинский. У меня вопросов к подсудимому Крестинскому пока нет».