К суду истории. О Сталине и сталинизме

А. Горбатов и Е. Гинзбург были приговорены к 15 и 10 годам заключения. Но для многих заключенных день суда становился последним днем, так как по закону от 1 декабря 1934 г. приговор следовало приводить в исполнение немедленно. Только часть приговоренных к высшей мере по каким-то причинам несколько дней, а то и месяцев держали в камере смертников. Большинство казнили сразу после суда. Убивали по-разному: стреляли в затылок на лестнице или в тюремном коридоре, расстреливали в подвале группами. В подвале на Лубянке и в Лефортове, как мне рассказывали, во время расстрелов запускали тракторный двигатель, чтобы на улице не было слышно выстрелов. Из других московских тюрем возили расстреливать узников на окраину города. Е. П. Фролов записал рассказ одного из тех, кто не раз конвоировал приговоренных к расстрелу. Их отвозили на пустырь, примыкающий к одному из московских кладбищ. Там, у кладбищенской стены, и расстреливали. Занимались этим делом двое людей, жившие в землянке. Когда конвоир привозил осужденных, из землянки выходил человек с испитым лицом, принимал документы и заключенных, которых тут же расстреливал. В землянке, куда конвоир однажды зашел, на столе стояли две бутылки – одна с водой, другая – с водкой.

Расстреливали не только мужчин, но и женщин; не только молодых, но и глубоких стариков; не только здоровых, но и больных. По свидетельству старого большевика А. П. Спундэ, известного латышского коммуниста Ю. П. Гавена доставили к месту расстрела на носилках. Гавен вступил в РСДРП еще в 1902 г., активно участвовал в революции 1905 г., провел многие годы на каторге, где был искалечен и тяжело заболел туберкулезом. Он занимал пост председателя ЦИК Крымской АССР, а затем работал на дипломатической службе. По свидетельству дочери Героя Советского Союза генерал-лейтенанта и начальника ВВС Красной Армии Я. В. Смушкевича, ее отца, тяжело пострадавшего при аварии самолета, также несли на расстрел на носилках.

Тех, кто не был приговорен к расстрелу, после осуждения ждали долгие годы тюрем, а затем лагерей. Исторического описания этих тюрем, лагерей и ссылок, подобного, например, многотомному исследованию М. Н. Гернета по истории царской тюрьмы [412] , пока нет. Однако немало сделали художественная литература и мемуаристика. Под рубрикой «Лагерная литература» в моей библиографии около 200 наименований рукописей и книг, почти половина которых опубликована зарубежными издательствами. Самыми значительными из этих работ являются, бесспорно, книги А. Солженицына, Е. Гинзбург и В. Шаламова, но первые книги о советских тюрьмах и лагерях начали издаваться еще в 20 – 30-е гг., немало вышло их и позднее. Заслуживает упоминания в этой связи книга Ю. Б. Марголина «Путешествие в страну ЗЕ-КА», впервые изданная еще в 1952 г. в Нью-Йорке.

В нашей работе мы ограничимся лишь кратким очерком о тюрьмах и лагерях. Мы будем ссылаться здесь главным образом на малоизвестные и неопубликованные мемуары и свидетельства.

Известно, что концентрационные лагеря и временные тюрьмы для политзаключенных или заложников возникли в Советской России еще в годы Гражданской войны. Однако более или менее упорядоченная пенитенциарная система начала создаваться в нашей стране лишь с начала 20-х гг. К этому времени стали разрабатывать и соответствующее законодательство. Режим политических заключенных в начале 20-х гг. был сравнительно мягким. Политзаключенные получали надбавку к общему питанию, освобождались от принудительных работ и не подвергались унизительной проверке. В политизоляторах допускалось самоуправление, политзаключенные выбирали старостат и через него сносились с администрацией. Они сохраняли одежду, книги, письменные принадлежности, ножи, могли выписывать газеты и журналы. Их пребывание в тюрьме рассматривалось как временная изоляция на период чрезвычайного положения. Так, например, 30 декабря 1920 г. ВЧК издала приказ, в котором говорилось:

«Поступающие в ВЧК сведения устанавливают, что арестованные по политическим делам члены разных антисоветских партий содержатся в весьма плохих условиях… ВЧК указывает, что означенные категории лиц должны рассматриваться не как наказуемые, а как временно в интересах революции изолируемые от общества, и условия их содержания не должны носить карательного характера» [413] .

Для тюремных нравов того времени характерен такой эпизод. Когда умер один из виднейших русских революционеров-анархистов П. А. Кропоткин, сотни московских анархистов, находившихся в Бутырской тюрьме, потребовали выпустить их на похороны своего учителя. Прибывший в Бутырку Дзержинский распорядился выпустить анархистов под честное слово. И действительно, после похорон Кропоткина, построившись по-военному, все анархисты вернулись в тюрьму, где подготовили позднее сборник «На смерть Кропоткина», отпечатанный с разрешения властей в одной из типографий.