Неимоверно тяжелый, отупляющий труд редко где по 10, а чаще по 12, 14 и даже 16 часов в сутки, жестокая борьба за существование, голод, произвол блатных и охранников, плохая одежда, скверное медицинское обслуживание – все это было не исключением, а нормой жизни в сталинских лагерях с 1937 г. Особенно страшные условия существовали во всякого рода штрафных, специальных, особых лагерях, на золотых приисках Колымы и лесоповале, которые становились для заключенных фактически лагерями уничтожения. На золотых приисках Колымы здоровый человек превращался в доходягу, истощенного и неспособного работать человека уже через полтора-два месяца, а то и через месяц. За год бригада несколько раз меняла свой состав: одни заключенные погибали, других переводили на более легкие работы в какие-либо лагпункты, третьи оказывались в больнице. Оставались в живых обычно лишь бригадир, дневальный и кто-нибудь из личных друзей бригадира.
В сущности, режим большинства колымских и других северных лагерей был сознательно рассчитан на уничтожение заключенных. Сталин и его окружение не хотели, чтобы репрессированные возвращались, они должны были навсегда исчезнуть. И большинство узников быстро убеждались в том, что их привезли в лагерь на верную смерть. «Во-первых, – пишет в своих воспоминаниях В. И. Волгин, – выдавался явно голодный паек для десятичасового рабочего дня. Паек умышленно составлялся вредным для здоровья… Заключенные выводились на работу в жестокий мороз. Бараки не отапливались как надо, одежда не просушивалась. Осенью держали на дожде и холоде промокших до костей людей до выполнения ими норм выработки, хотя эта норма не могла быть выполнена безнадежными доходягами… Арестованных не одевали в соответствии с климатом; например, на Колыме им выдавалась одежда третьего срока, то есть тряпье, а ноги нередко заматывались только портянками. Порванные бушлаты не спасали от жуткого мороза, и люди пачками обмораживались. В этих условиях образовалась масса больных. Лечение больных было направлено на “падеж”, как выражалась обслуга. Спасение больные искали только там, где врачи были из числа заключенных. Были на Колыме и так называемые слабосилки, в которых содержались выписавшиеся из больниц для поправки. Туда направляли на три недели. Паек в самом деле был лучше – 700 граммов хлеба. Но три недели для доходяги – это то же самое, что для голодной собаки кость. Я считал эти слабосилки мерой для прикрытия падежа арестантских голов».
Между прочим, над входом во все лагерные отделения (лагпункты) Колымы висел предписанный лагерным уставом лозунг: «Труд есть дело чести, доблести и геройства». Как тут не вспомнить, что и на воротах Освенцима была надпись: «Труд делает свободным».
Конфликт между политическими и уголовниками, который начинался на этапах, продолжался и в лагерях. Администрация лагерей сознательно натравливала уголовников на других заключенных. «При каждом удобном случае, – писал в одну из газет бывший уголовник Г. Минаев, – нам, ворам, старались дать понять, что мы для Родины все-таки еще не потерянные, так сказать, хоть и блудные, но все-таки сыновья. А вот “фашистам”, “контрикам” (то есть политическим, –