К суду истории. О Сталине и сталинизме

Но подлинный марксизм никогда не стоял и не может стоять на защите тезиса, будто революционная цель заранее оправдывает любые средства в борьбе за победу в революции.

Тезис «цель оправдывает средства» был выдвинут не революционерами, а их противниками. Весьма последовательное выражение этот тезис еще в Средние века нашел в деятельности церкви, когда ее существованию грозила опасность. Создавая такие институты, как инквизиция или орден иезуитов, церковь заранее освобождала их от всех моральных обязательств. Ради единства церкви можно оправдать все: и предательство, и убийства, и сознательную ложь. Известно, какими жестокостями сопровождались обычно многочисленные религиозные войны, крестовые походы, любые религиозные гонения во всех странах. Этот же тезис был подхвачен в новое время и фашистской реакцией. «Фюрер говорит, – записывал в свой дневник Геббельс, – правдой или неправдой, но мы должны победить. Это единственный путь, и он верен морально и в силу необходимости. А когда мы победим, кто спросит нас о методе? У нас и без того столько на совести, что мы должны победить, потому что иначе наш народ и мы во главе со всем, что нам дорого, будем стерты с лица земли» [609] .

К сожалению, из арсенала врагов революции тот же тезис нередко переходил и в арсенал многих революционеров, среди которых было немало не только беспринципных карьеристов, но также фанатиков и догматиков, готовых двигаться по избранному пути, не разбирая ни дороги, ни средств движения.

Эта неразборчивость в средствах характерна для многих участников буржуазно-демократических революций. В одной из прокламаций, появившихся в 1792 году во Франции, можно было прочесть: «Все дозволено тем, кто действует в духе революции. Для республиканца нет опасности, кроме опасности плестись в хвосте законов республики. Кто перешагнет через них, кто, казалось бы, заходит дальше цели, тот часто еще далек от завершения» [610] .

Якобинская диктатура и якобинский террор помогли Французской революции нанести несколько решающих поражений внешним и внутренним врагам и провести ряд важнейших социально-экономических преобразований. Но этот же террор в дальнейшем подорвал силы революции и привел к крушению якобинцев и компрометации революционеров. Направленный вначале против роялистов и контрреволюционеров, этот террор стал вскоре задевать и всех революционеров, стоявших немного правее или левее самих якобинцев, он превратился в главное или даже единственное средство политической борьбы. Сопутствующее террору упрощенное судопроизводство открывало широкие возможности для злоупотребления властью, и этими возможностями пользовались не только случайные попутчики революции, но и вожди якобинцев – Робеспьер и Кутон. С ведома и по настоянию Робеспьера против его политических противников выдвигались клеветнические обвинения, проводились фальсифицированные судебные процессы, в результате которых многие честные республиканцы были казнены. Террором ответили якобинцы и на требования городской бедноты об улучшении своего положения.

В XIX веке также было немало революционеров, не признававших никаких ограничений в выборе средств для борьбы. Мы уже говорили о нечаевщине. Сходные с Нечаевым взгляды исповедовал долгое время и М. Бакунин. И он считал, что ради великого дела можно идти не только в «барабанщики», но и в «прохвосты», что разбой – это проявление революционности. Только перед своей смертью Бакунин сумел понять и написать, что «на иезуитском мошенничестве ничего живого, крепкого не построишь, что революционная деятельность ради самого успеха дела должна искать опоры не в низких и подлых страстях, что без высшего, разумеется, человеческого идеала никакая революция не восторжествует» [611] .

Много нареканий среди прогрессивных демократов вызвал и расстрел Парижской коммуной заложников в ответ на расстрел версальцами пленных коммунаров.