К вечеру дождь

Болельщиков на всех четырех трибунах не больше ста человек, а бывает, говорят, и меньше. И все знают: и игроки, и зрители, и я, обслуживающий команду врач, — и сегодня тоже наши проиграют. Команда «Манометр», город Томск, не отдаст нам, аутсайдеру, даже и очко.

…Мы сидим на лавочке: Коля Фокин, запасной нападающий, я и слева от Коли остальные наши ребята запасные; они то и дело меняются. Мы смотрим, болеем и немножко разговариваем. В футболе я не разбираюсь (это вторая моя игра), и Коля или кто-нибудь из ребят по ходу дела объясняют мне что — что, если я спрашиваю. А я спрашиваю, потому что хочу понять: что ж это такое — аутсайдер?

Итак, «Манометр», Томск.

Мы проиграли.

Первые два гола забили по вине вратаря. Второй гол, как сказал потом старший тренер Сычугин, — смешно. Центральный защитник Гера Чупов отдал мяч назад, вратарю, а тот выпустил его прямо под ноги нападающему «Манометра». Тот и забил.

Сычугин в перерыве ругался, но без особой злости.

Он только сказал вратарю: ребята потели, старались, а ты, мол, свел игру насмарку. Вратарь водил большим носом, бормотал что-то под него и поднимал, как бы сомневаясь, большие костлявые руки.

А вообще мне показалось, играли сегодня интересней, чем в прошлый раз. Видимо, Сычугин ищет оптимальную расстановку, думаю я. Санькова, например, передвинул из защиты в нападение, и хоть тот пинал мимо, стало как-то ясно, что «может».

Хорошо сегодня, внимательно и точно, играл новый защитник Метла.

Во втором тайме повредили бровь Гере Чупову.

— Кто это тебя? — спросил я.

— В борьбе, — просто ответил он.

Не разозлился, не стал кого-то ругать: в борьбе и все. Все бывает, и от меня, дескать, так же могло кому-то достаться. В борьбе!

Он бегал заклеенный лейкопластырем и все лез и лез на рожон, а мне казалось, что его покачивает: не было ли еще и сотрясения мозга? Я подошел к Сычугину, и он неохотно, но все же согласился. Заменил Геру.

Наверное, подумал я, он хороший-таки тренер.

Бровь была рассечена глубоко и длинно, но идти в травмпункт Гера отказался… Он потом было и пошел, но как увидал на белом столике большую иглу, убежал. Убежал отважный наш Гера.

На замену ему вышел Андрюха. Четырнадцатый номер. Невысокий, крепкий, по возрасту мальчик еще, Андрюха. Побежал, раскачиваясь, большими стелющимися шагами. Болельщики засвистели — эй, четырнадцатый, беги шибче, а потом, увидев, как он старается, перестроились: помогайте, — кричали, — помогайте ему, вы!..

Минут за пять до конца Андрюха подал, а Сережа Махотин пробил — эх, как! Чуть левее левой штанги.

В самом начале второго тайма к Сереже (тогда он еще не играл) подходил выпивший его отец. Говорил что-то. Сережа хмурился и отворачивался от него. А потом подошел капитан милиции, что дежурит по стадиону во время игр, и Сережа сказал ему, что это отец. Капитан улыбнулся и проводил того на трибуну. «Дома поговорим!..» — сказал Сережа отцу вдогонку. «Как выпьет, — объяснил он ребятам, — хоть домой не приходи после проигрыша».

А проигрыш произошел.

2

Как-то мы говорили с Андрюхой на нашей лавочке про надвигающийся матч с ветеранами, и Андрюха про Стрельцова сказал: «Смотри-ка, лет уж пятнадцать прошло, а его все помнят, не забыли!..» Ему самому-то семнадцать, Андрюхе, только школу закончил. И еще, сказал Андрюха, когда Стрельцов атаковал, защитник хватал его за майку, а Стрельцов втаскивал защитника в ворота за собой. Такой здоровый.

И вот подошло время этого самого матча с ветеранами.

Позади полсезона, команда проигрывает, и для поднятия духа и техники руководство футбола организовало встречу.

— Эдуард Анатольевич, — сказал Стрельцову, кажется, Ольшанский, тоже ветеран, — э-э, не надо пить воду перед игрой.

Улыбаясь сказал.

Стрельцов пил ее, оттопырив под кружкой нижнюю губу.

Ах, как мечтали мы когда-то увидеть его близко. Что там за майку, Андрюха! Когда он ушел из футбола, все мы, такие вот, как ты сейчас, вообще перестали смотреть футбол. Неинтересно стало. Пресно стало на поле без Стрельцова. Хотя, быть может, это и перебор.

Теперь вот я зашел в раздевалку к ветеранам предложить свои услуги и смотрю на него. Лысый, сутулый, с острым брюшком и толстыми Х-образными ногами — он больше походит на Нерона. Совсем не тот блонд-славянин, что представляется с отдаления. Этакий, казалось, прекрасно-слабый и талантливый. Что-то как бы есенинское.

Когда объявили в микрофон фамилию Стрельцова, когда понеслося по-над полем: ЭДУАРД СТРЕЛЬЦОВ-В-В… народ на трибунах, набитых до отказа, взревел.

И вот они уже бегают, ветераны, тяжеловато, но бегают, бегут, и странно уже, прекрасно-странно смотреть — время отодвинулось, вернулась наша юность, школа, институт, то время, то счастье, те наши беды… Вот они — были — Разинский, Шестернев, Ольшанский, Осянин, Шустиков, Крутиков, Михаил Гершкович и он, СТРЕЛЬЦОВ.