К вечности

— Сейчас, мой милый, — вновь зашептал Перший. — Я не могу, не смею тебя забрать у Расов. Девочка, она к ним привязана перенаправленной чувствительностью. Расставание может погубить плоть…

Я обидчиво засиял, тратя на этот процесс останки, черепки собственных сил… «Родитель обещал, — подумал я, — а ты… ты… Сначала не желал повиниться, а теперь не хочешь забирать».

Но тут я снова отключился.

А когда пришел в себя услышал дрожащий бас-баритон Першего:

— Малецык… Малецык, что с тобой? Ты болен, мой ненаглядный? Болен?

Наконец! Хоть кто-то догадался…

Так и жаждалось крикнуть: «Да! Да! Я болен! Я погибаю!»

Хотя того не пришлось делать.

Отец чувствовал мою боль и без крика. Мы были вельми близко друг от друга! И были, вне сомнения, близки друг другу.

— Бесценный мой. Бесценный, послушай меня, — голос Отца теперь и вовсе срывался вниз. Он явственно едва справлялся с волнением, и потому я решил прислушаться к его словам. — Днесь я не смею тебя забрать от Расов. Жажду того, жажду, но не могу. Плоть физически зависима от Расов… и не только переведенной чувственностью, но и пожертвованными клетками. Если ее разлучить, она погибнет. И скорей всего погибнешь ты… Столь ослабленный ты не сумеешь, не успеешь всосать мозг в себя… А не связанный с вещественным, можешь отключиться и погибнуть, али вырваться с пределов планеты и затеряться в пространстве.

«Не вырвусь Отец, — это я только помыслил. Не было смысла как-либо воздействовать на плоть… не было сил на нее воздействовать. — Родитель ведь не зря вселил меня во взрослое чадо, прописав это в моих кодировках. Впрочем, сие было не столько Им прописано, сколько являлось моей сутью. Родитель указал мне сглотнуть искру, хотя я того мог не выполнить. Но Он желал меня привязать к мозгу, к плоти, посему и повелел так сделать… Чтобы единожды выполнить две нужные ему вещи. Во-первых, заткнуть мне рот… А во-вторых, никоим образом не допустить вылета меня из плоти, а значит и гибели».

Этого, определенно, Отец не знал и, похоже, ему о том не толковал Родитель.

Ох! Родитель!.. Родитель!..

Как же я на тебя сердит! как негодую!.. И о том жажду прокричать! Прокричать так, абы мой гнев на себе ощутил один Ты! Не мои братья и Отцы!

Один Ты — Творец всех Галактик Всевышнего!

Отец, несомненно, почувствовал мою болезнь и испугался за меня. Потому старался убедить… укачать своей речью:

— Этот мозг. Он значительно укоротит срок твоего взросления. Такой мощный, любознательный, как благо для тебя, моя драгость. Поверь мне, впитав его, ты получишь рывок в развитии и ту особую первоначальную множественность… многогранность собственного естества. Прошу только не досадуй на меня. Не серчай, что ноне не забираю, сие творю только во имя тебя. Ибо все это время так страдал, изнывал без тебя, мой милый. Однако, я сделаю все, и вскоре к тебе прибудет Кали-Даруга… Ты же помнишь живицу?

Еще бы не помнить рани Черных Каликамов, демоницу, Кали-Даругу. Живицу, как ласково ее величал мой Творец, точнее будет сказать наш Творец.

Ибо Кали-Даруга была не просто созданием Першего. Она, точь-в-точь, как и ее младшие сестры Калюка-Пурана и Калика-Шатина, несли в себе покодовую часть старшего Димурга…

Тогда… много… много… нана времени назад Отец даровал своим созданиям, первым трем демоницам свою суть, одну из своих граней. Тем самым изменив не только количественное отношение с десяти до девяти, но и даровав той гранью родственность своим созданиям.

Грань…

У старшей четверки Богов количество граней было прописано Родителем в венцах. И если у Першего (после передачи одной из них демоницам) ноне количество граней осталось равным девяти спиралям в венцах, на коих покоилась змея, и соответствовало количеству его ребер, божественных поверхностей естества, то у Небо восемь восьмилучевых звезд, удерживающих тонкие дуги и саму миниатюрную систему наглядно указывали и на его восьмигранность. Тогда, как у Асила шесть шестиконечных звезд венца, и четыре золотые полосы Дивного (незримо удерживающие в навершие солнечный, плоский диск) соответствовали шестигранности естества Асила и четырехгранности Дивного. Четность чисел граней определяла днесь способность расчленять нацело одну поверхность и с тем указывало на божественность их естества, божественность полученную от самого Родителя.

Мой Отец, отринув от себя одну из граней собственного естества, не просто пожертвовал собственными силами, мощью, но как я ведал и собственным здоровьем, собственными способностями, утратив одну десятую из них навсегда. Точнее сказать, вложив ту десятую часть себя в сияющие сущности трех сестер демониц…

Мой Отец жертвовал… абы всегда и во всем желал лучшего для своих братьев, сынов, Всевышнего обобщенно! Будучи по природе собственного естества дарующим, дающим, отдающим Богом!

Погодя, впрочем, его вельми за ту жертву ругал Родитель.