К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Это оказалось ни капельки не интересно. На самом деле, на мой взгляд, весь смысл кардиотренировок в том, чтобы напрочь забыть, что такое удовольствие. Только начнешь радоваться, понимая, что достигнут некий максимум, как надо все менять и начинать заново, просто чтобы не дать телу самодовольно расслабиться или привыкнуть двигаться только в одном комфортном темпе. Ненавижу ощущение, будто в моих переполненных молочной кислотой венах течет не кровь, а едкий «Domestos». Я усердно тренировалась пять дней в неделю, сосредоточившись на кардиотренировках, делая тело более жилистым и крепким, а не тупо набирая мышечную массу. Когда для силовых тренировок я надевала рюкзак с утяжелителями, его вес не превышал 8 кг, примерно столько будет весить кислородный баллон в день восхождения на вершину.

После нескольких недель вынужденного самоограничения почти все становится привычкой. Перестаешь раздумывать, проснувшись, стоит или нет пропустить сегодня тренировку (ну, только разочек, только сегодня), просто поднимаешься и идешь тренироваться. Интересно, неинтересно, больно, приятно, неприятно, об этом больше не задумываешься; это просто твоя жизнь, и ты живешь так день за днем, потому что это работа, которую надо делать. В полном соответствии с планом Росса, постепенно стали возрастать ловкость и выносливость, увеличивался и объем легких. Время от времени я даже испытывала «эйфорию бегуна» – прилив чистейшей животной энергии и ощущение блаженства. Мне нравилось понимать, что тело живет по-настоящему, для меня это и правда очень важно, потому что раньше мое тело никогда мне не нравилось. В детстве я была болезненно застенчива. Бабушка со стороны отца качала головой с нескрываемой неприязнью и говорила: «Фу! Ну и здоровенные же у тебя титьки». Я старалась одеваться так, чтобы грудь казалась незаметной или хотя бы меньше, до того крепко вколотили в меня мысль, что я рождена с неким отвратительным уродством, из-за чего я автоматически считала себя глупее и хуже других девчонок. Я терпеть не могла покупать топики размера 12 и трусики на размер меньше. Когда тебе ничего не подходит на вешалке в магазине, появляется мерзкое, но сильное ощущение, что это ты никуда не годишься.

Когда я была еще подростком, мать помогла мне обратиться в медицинскую страховую компанию и запросить операцию по уменьшению груди по медицинским показаниям, утверждая, что такой груз может создать для меня серьезные проблемы в будущем. Я ждала эту операцию. Мне хотелось, чтобы ее провели поскорее. По-моему, я даже не вполне понимала, чем будет «шрам в форме якоря», который остался у меня после подтяжки сосков выше и смещения полушарий, похожих на два широко гримасничающих смайлика. И конечно же, я не сознавала, что позднее в моей жизни встретятся и парни, и мужчины, которые станут проявлять ко мне такое же отвращение «Фу! Да что с тобой такое?», от чего я снова и снова буду ощущать такой же укол стыда, как от бабушкиных комментариев. Еще одна процедура, проведенная через 5 лет, скорректировала расположение сос-ков и сгладила шрамы, однако, к сожалению, о женщинах судят по-прежнему. Одета ты или раздета, кому-нибудь непременно что-то в тебе не нравится, и по какой-то причине все уверены, что имеют право комментировать.

Английский язык не более дружелюбен к женщинам, чем средний альпинист. У мужчины может быть «жирок на боках» или «пивной животик», а у женщины – «жирная задница» или «толстые ляжки». С годами мне пришлось составить себе новый словарный запас и научиться с любовью смотреть на свое обнаженное и покрытое шрамами тело, не боясь критического взгляда тех, для кого близость была просто еще одной зарубкой на краю постели. Мне предстояло выстроить свою жизнь с кем-то, кто полюбит меня со всеми моими шрамами, видимыми и невидимыми, и им оказался Джонатан.

К концу июня, почти через три месяца после возвращения с Эвереста, я стала сильнее и легче, и горькое лекарство унижения было почти усвоено. Я чувствовала, что готова снова идти вверх. Я осторожно заговорила на эту тему с мужем и увидела, как он тут же перешел в режим максимального напряжения.

– Я изучала логистику для подъема на другие горы, не обязательно на Эверест, – сказала я, – конкретнее, на 13 других восьмитысячников в Гималаях и Каракоруме, на границах Непала, Пакистана и Китая. Это хорошая высота для того, кто пытается понять, как тело работает в таких условиях.

Он сложил руки на груди и сказал:

– Я слушаю.

– Лучший способ научиться – подняться на высоту. Статистика восхождений на Чо-Ойю в Тибете одна из самых хороших.

Я затараторила, как телетайп, подтверждая свои заявления цифрами.

– Шестая по высоте гора в мире, высота 8201 м. Некоторые говорят, что это самый несложный восьмитысячник. Здесь самый низкий уровень смертности: погиб всего сорок один альпинист, что составляет 1,4 % со времени первого восхождения в 1954 году.

– Всего сорок один погибший альпинист? Это, по-твоему, должно вселять оптимизм?